Пока клон предавался раздумьям, стюард принёс заказ, сервировал стол и, получив от эмпатки монету, — той пришлось растормошить Чимбика и выудить у него пару кредитов, — удалился. Сержант же, бросив бумажник на диван, скользнул безразличным взглядом по накрытым серебристыми термоизолирующими колпаками тарелкам и блюдам, впервые за свою короткую жизнь не заинтересовавшись едой, а затем перевёл взгляд на Эйнджелу и спросил:
— Это только у сепов, или в Республике тоже так, мэм?
— Это везде, — коротко ответила она.
Чимбик недоверчиво уставился на эмпатку. В Республике — криминал? На занятиях этого не говорили, так как клонам этого и не нужно было знать, а единственным источником информации были пересказы Блайза прочитанных им детективов, что вызывало сомнения в достоверности. Тем не менее, живое подтверждение стояло напротив, смешивая себе очередную порцию алкоголя.
— Мэм, а почему Вы не обратитесь в полицию?
Это разумное предложение почему-то вызвало сдавленный смешок и кривую ухмылку на лице Лорэй. Она уселась на диван с вновь наполненным бокалом и закинула ногу на ногу.
— По многим причинам. Первая — копам часто приплачивают, чтобы они покрывали подобные делишки, так что нет уверенности, что не нарвёшься на того, кто тебя и сдаст. Вторая — кому есть дело до нас? Побили? Значит, сама нарвалась, пошла вон, без тебя работы хватает. А если вдруг и повезёт нарваться на идейного копа, то нужно будет давать показания, а за это тебя грохнут друзья тех, на кого ты решишь настучать.
Клон потрясённо замолчал, переваривая услышанное. Слова эмпатки с трудом укладывались в его голове, неуклюже ворочаясь, словно тяжёлая самоходка в болоте, и отказываясь занимать отведённое им место. Это что же получается — всё, о чём читал его брат, правда? Вся эта нелепица с коррумпированными полицейскими, чиновниками, сенаторами, с царством криминала на нижних уровнях — это везде, не только у сепаратистов? А куда тогда смотрят джедаи? Почему допускают это? Это же их задача — бороться со злом, почему же они проходят мимо, не замечая того, что творится у них под самым носом? Может, из-за войны у них просто нет времени? Да, наверное, скорее всего… Но… Мог ли начаться такой разгул беспредела всего за три месяца? Да и книги, что читал Блайз, написаны гораздо раньше, многие — вообще до рождения первой партии клонов. Это что же получается — всё это поодо началось ещё до развала Республики? Да что же тогда там творится?
— Ваш вопрос, — наконец проскрипел он, чтобы хоть немного отвлечься от гнетущих его мыслей.
— Что, не картинка с агитки получилась? — с насмешливым сочувствием в голосе спросила Эйнджела, но в её глазах клон веселья не заметил. Рука с бокалом неловко поднялась в издевательском тосте «за непогрешимую Республику», остро пахнущая алкоголем жидкость плеснула на диван, распространяя по комнате спиртовую вонь.
— Ты говорил, что вам одиннадцать лет и вы растёте быстрее обычных людей. Расскажи, на что похоже такое детство? Как это происходит?
Чимбик подпёр кулаком подбородок, неосознанно скопировав позу известной скульптуры с мыслителем и, тщательно взвешивая каждое слово, начал:
— Ну, нас готовили быть солдатами, мэм. С двух лет нас начали обучать базовым навыкам, с трёх мы перешли к обучению с боевым оружием, мэм, а с четырёх — к подготовке в условиях, максимально приближенных к боевым.
За этой невинной формулировкой скрывались боль и ужас: напичканный ловушками Дом-Убийца; дроиды, стреляющие боевыми зарядами; канавы, наполненные гниющими внутренностями животных, в которых разведчики укрывались; неизбежные потери, когда кто-то из них ошибался и вскакивал под выстрел, или нарушал последовательность действий при работе с взрывчатыми веществами, и всё это — под бдительным, недремлющим оком инструкторов и каминоанцев из контрольной группы, безжалостно отсеивающих несоответствующих жёстким стандартам — Великой Армии Республики не нужны неумехи, дураки или истерики.
— А три месяца назад подготовка закончилась, и мы вступили в войну, мэм, — закончил свой рассказ Чимбик и сам удивился тому, какой короткой на самом деле оказалась его жизнь.
— И вам это нравилось? То, как и чему вас учат?
— Мэм? — сержант вскинул голову. — Нравилось?
Вопрос действительно выбил его из колеи. Нравилось… Чтобы это понять, нужно иметь, с чем сравнивать, а ни он, ни его братья другой жизни просто не знали. С самого первого дня и до упора их готовили к этой войне, обучая, снаряжая и мотивируя так, что ни у кого из будущих солдат Республики ни разу не возникало мысли о том, что что-то идёт не так, что-то не правильно. Чимбик открыл было рот, чтобы сказать всё это, затем закрыл, поняв, что не может внятно сформулировать свои мысли, и кое-как выдавил:
— Нас не спрашивали, мэм. Никогда. Мы всегда знали, что всё правильно. Тех, кто не соответствовал стандартам — был медленным или имел другие дефекты — или переводили в тыловые службы, или усыпляли, мэм. Всё…
— Дефекты? — глухо повторила Лорэй, и Чимбик заметил, что бокал в её руке слегка подрагивает, будто Эйнджеле было холодно или она сдерживала в себе какие-то сильные чувства. — Звучит так, будто вы — вещи, которые можно просто выбросить, а не люди.
— Мэм, мы — клоны, — терпеливо пояснил Чимбик. — Мы — собственность Республики, её армия и флот. Поэтому мы модифицированы и обучены так, чтобы быть максимально эффективными при выполнении боевых задач, мэм, и дефекты недопустимы — некачественный клон может не только погибнуть сам, но и погубить всё подразделение, мэм.
— Ты хочешь сказать, что с вами обращались, как с имуществом, у вас в руках было оружие, которым вы умели пользоваться, и вы не перестреляли там всех к ситховой матери?
— А в кого нам было стрелять? — изумился сержант. — Инструкторы учили нас выживать, каминоанцы следили за нашим здоровьем, обеспечивали питанием и снаряжением… Они же не враги, мэм.
По взгляду, которым сверлила его эмпатка, Чимбик ощущал, что сделал что-то не так, но что именно — понять не мог.
— Мы — солдаты, мэм. Понимаете? — отчаявшись самостоятельно понять причину такой реакции собеседницы, попытался в очередной раз объяснить прописные для него истины сержант. — Наша задача — защищать Республику и её граждан. Стрелять мы должны во врага, мэм, а огонь по своим — дефект, мэм, который не лечится.
— А я бы стреляла, как только представилась такая возможность, — неожиданно зло заявила Эйнджела. — Видимо, я дефективная по вашим меркам.
Она вновь приложилась к своему стакану. Движения Лорэй постепенно становились всё менее точными, и теперь она плеснула немного напитка на себя, выругалась сквозь зубы и принялась оттирать одежду взятой со стола салфеткой.
