— Есть. Бывает, что преступник одновременно жертва. Я уже почти уговорил одного человека. Будет у него компания. Хорошая, не сомневайтесь.
— Андрей, ну надо же что-то делать, — сказал Женя. — Мы же не можем просто так сидеть, сложа руки, пока он там!
Он пили чай у Альбицкого. Андрей запретил Соболеву выходить из дома до заката и вообще советовал выходить пореже, так что Жене пришлось перейти на дистанционное изучение чешского. «Они попробуют найти тебя и подослать убийц», — говорил Альбицкий. «Но ты же выходишь!» — возражал Женя. «Нечасто. И пока, видимо, везло. Но если мелькают две известных физиономии, это повышает вероятность нас найти». «Но нет же договора о правовой помощи!» «Разорван, но можно случайно оказаться в кадре, который попадет, например, в социальные сети».
— Мы делаем все, что в наших силах, — сказал Андрей. — Я связался с его отцом. Он может стать гарантом сделки, то есть ты сдашься сначала ему, но на нейтральной территории, и потом они выпустят его сына.
— Я согласен.
— Не сомневаюсь. Ринат Ильясович тоже согласен. Только они полностью нас игнорируют.
— Андрей! Ну, как минимум, я много знаю!
— Немного. Когда ты будешь в Москве, я буду уже не в Праге. Остальную значимую информацию сотрем. Извини. И они это прекрасно понимают. Ринат пытался поднять вопрос по своим каналам, но, увы, решается все на самом верху, одним всем известным человеком, и он ничего слышать не хочет об обмене.
— А если я сдамся так, без условий?
Андрей закатил глаза и тяжело вздохнул.
— Женя, мы это уже обсуждали! Бессмысленных жертв даже Ринат не хочет, он-то прекрасно знает своих старых друзей.
— Но что-то нужно делать! Может, устроить ему побег?
Альбицкий вздохнул еще глубже.
— Женя, наша система на это не настроена. Дорого, трудоемко, сложно. Кто попался из пропагандистов — сидит, из исполнителей пока никто не попался, но попадется — умрет. И каждый на это подписывается.
— Но он не подписывался! Может быть стоит изменить систему?
— Понимаешь, его охраняют люди далеко не героические. Очень конформные, другие в систему не попадают. Да, если бы это было рядовое дело, мы бы их подкупили. Не проблема! Но дело курируют на самом верху. И все это прекрасно понимают. Помогая нам, они тоже будут рисковать жизнью, как и мы.
— А отбить где-то по дороге? Например, в суд. Когда высаживают из автозака?
— Риск для наших людей. Слишком большой. И ради парня не из Лиги.
— Какая разница!
Андрей усмехнулся.
— Ладно, разницы никакой. Но нашим ребятам придется стрелять в людей не из списка, которым не вынесены приговоры. Это убийство.
— Андрей! Мне сдаться легче, чем вот так сидеть и ждать, когда они его расстреляют!
— Женя, запомни: убийца — тот, кто убивает. Твое чувство вины надумано и не имеет отношения к реальности. Да, ты убил двух ублюдков, на которых пробы было негде ставить, но не думаю, что раскаиваешься. А в том, что случилось или случится с Дамиром Рашитовым, ты невиновен. Никак! Ни в малейшей степени.
Женя сжал кулаки.
— Знаешь, у меня для тебя предложение, — сказал Альбицкий. — Есть одно место, где я снимаю стресс. Просто классная психотерапия. Поехали?
Глава 17
Женя посмотрел на Альбицкого с безграничным удивлением.
— Поехали, поехали! — повторил тот. — Тебе точно понравится.
Через полчаса они стояли в отдаленном от центра квартале Праги у дверей с надписью «Strelnice» с изящной галочкой над «r».
Женя хмыкнул.
— А ты что подумал? — усмехнулся Альбицкий.
Они спустились в подвал по узкой лестнице, Андрей поздоровался с администратором как со старым знакомым и оплатил сотню выстрелов.
— Они что круглосуточно работают? — спросил Женя.
— До последнего посетителя.
Деревянные панели на стенах, увешенные разного вида винтовками и карабинами, крупная плитка на полу и бумажные мишени у дальней стены.
Андрей протянул Жене пистолет.
— Ну, ты первый.
Они надели наушники, и Женя взял оружие. В правую руку, поддерживая второй. Стреляли в цель с двадцати пяти метров. Прогремели первые десять выстрелов. Пошли смотреть результат.
В десятку было половина, еще четыре — девять и даже один восемь.
Андрей вздохнул.
— С двух рук! — заметил он. — Кто-то мне писал в резюме, что он КМС.
— Я давно не тренировался, — оправдывался Женя. — Ты же мне сам запретил!
— Потому что не планировались акции с огнестрелом. А теперь планируются. Так что давай-ка каждый день сюда. И тренируй руку!
Андрей отошел к столу и взял пистолет. В правую руку, вторую положил в карман брюк. Отстрелял десять раз с вытянутой руки, почти не целясь.
— Вторая рука тебе может понадобится, — заметил он.
— С двух рук точнее, — сказал Женя. — И быстрее.
— Ну, давай посмотрим.
Все в десятку. В яблочко.
— Ладно, затыкаюсь, — сказал Женя.
— Ну, почему? — спросил Андрей, перекладывая пистолет в левую руку. — Сейчас ты сможешь надо мной посмеяться.
Смеяться было особо не над чем. С левой руки в яблочко было девять из десяти. Последний выстрел угодил в девятку.
— Правая рука тоже может понадобиться, — прокомментировал Андрей. — В свое оправдание могу сказать, что у нас не очень мелкие цели. К тому же мы не такие паладины милосердия, чтобы стремиться непременно к мгновенной смерти тех, кого казним.
— У нас движущиеся цели.
— Да, сейчас потренируемся. Здесь есть и движущиеся цели. И с пятидесяти метров. Не всегда удается на двадцать пять метров подойти.
— У нас через полтора месяца планируется тренировочный лагерь в лесу. Здесь недалеко, под Прагой, — сказал Андрей, когда они покидали тир. — Буду рад тебя там видеть.
— Ну, если меня еще не обменяют на Дамира.
— Можешь не надеяться.
— Олег, у меня к тебе просьба.
Голос Медынцева был чуть не заискивающим. Давненько он не звонил. С тех самых пор, как Олегу Николаевичу пришлось уволиться из Лесногородского центра.
— Я слушаю, — сказал Штерн.
— У нас тут проблема. Дамир Рашитов, ну, который террорист, может быть, ты слышал…
— Про террориста не слышал. Про невиновного, которому вы сфальсифицировали заключение — да, конечно.
— Он отказывается от еды и ни с кем не общается, вообще не говорит ни слова.
— Неудивительно. Заявление о голодовке писал?
— Нет, просто не ест.
— И вам-то что? Если умрет, по шапке дадут?
— Могут вообще закрыть.
— А кому вы нужны с такими заключениями? Их можно и в СБ штамповать.
— Нас заставили.
— Били электрошокером, надевали на голову пакеты, руки выкручивали, иглы по ногти загоняли?
— Обещали уголовное дело. Так что не иронизируй. Близко.
— И теперь я должен разгребать ваше дерьмо?
— Ну, да, допустим, мы — гады. А ты, Олег? Если сейчас откажешься.
Олег вздохнул.
— Облегчить страдания, да? Поработать врачом из хосписа для молодого, здорового парня?
— Да. Ну, ты же волшебник!
— Что-то ты об этом не помнил, когда выгонял меня с работы.
— Олег, берешься?
— У него адвокат давно был?
— Три недели назад.
— А что так?
— Нам запретили его пускать. План «крепость». Он взял этого, Константинова.
— Понятно. Сколько дней он не ест?
— Десять.
— Ну, это еще ничего. Не смертельно.
— Он не пьет третий день.
— Ясно. Значит, пожар. Ладно, я подумаю.
— Мы тебе полставки дадим!
— Да не нужны мне ваши полставки!
Олег Николаевич положил трубку.
Решение он принял на первой минуте разговора, но надо было связаться с еще одним человеком.
Илью Львовича Константинова он знал давно, еще по работе в Психологическом центре. Адвокат ответил сразу, видимо, увидев знакомый номер.
У Дамира Олег Николаевич был уже вечером.
