Наконец все утихло. Посты расставлены, гвардия неусыпно бодрствует, к опочивальне королевы не пролетит незамеченной и мошка. Конечно, королева никак не могла заснуть. Глаза уже начали слипаться, усталость, накопившаяся за этот бурный день, брала свое, но смутное чувство, которому сложно подобрать однозначное определение — тревога ли, страх, печаль, замешенная на усталости, или огарки недавнего гнева, — не давало уснуть. Энтолинера закуталась в длинную накидку, вышла из опочивальни, прошла мимо дремавшей фрейлины и выглянула в смежную комнату, в которой стояли на посту два гвардейских офицера, самых что ни на есть проверенных — оба из числа тех, кто сопровождал королеву в путешествии в Проклятый лес и — дальше… Завидев Энтолинеру, они вытянулись и четко отсалютовали алебардами.
— Все спокойно, ваше величество! — отрапортовал один из них. — В галерее, прилегающей к вашим покоям, пост держит тун Томиан. Он только что руководил строителями, замуровавшими последний выход в старый дворец. Постов там не расставишь, там и тысяча человек может заблудиться, ваше величество.
Поэтому лучше сработать понадежнее и перекрыть вход.
— А вы никого там не замуровали? — слабо улыбнувшись, спросила королева. — Мало ли кто туда может забрести?
Гвардеец легко тронул плечами, всем своим видом обозначая: кто не успел, тот опоздал, значит, такая судьба у этого условного заблудившегося, а здоровье и жизнь королевы дороже. Энтолинера выглянула в освещенную галерею, где на скамье сидел тун Томиан и точил свою саблю и так острую как бритва. Кроме того, Томиан насторожил капкан для того, кто захотел бы прокрасться по галерее незамеченным: при помощи хитрой системы бечевок и блоков, а также заряженных тяжелыми болтами двух арбалетов он смастерил ловушку. Каждый, кто зацепил бы ногой веревку, протянутую по полу наискосок галереи, получил бы в грудь добрую порцию убийственного металла.
Королева кивнула и вернулась в спальню. Легла и попыталась уснуть. Думать о том, что предстояло ей завтра, не хотелось, да и не было, не было четкого плана. Очевидно, что нужно связаться с Леннаром. Леннар, Леннар!.. Энтолинера чуть привстала на кровати, и ей вдруг припомнились слова, пророненные промеж ней и Инарой, горько упрекнувшей ее: «Придет время, и ты тоже окажешься для него ненужной, незваной!..» — «Если так, и правда, что ты говоришь, так на кого же он меня променяет? Разве что на богиню» Злые, злые слова, но что она могла тогда ответить? Особенно если учесть, что Инара потревожила какие-то особенно болезненные струны в душе молодой королевы.
Энтолинера пошевелилась так резко, что свалила на пол подушку. Судьбы страны и сама ее, королевы, жизнь висят на волоске, беллонские гвардейцы закрывают ее своими телами, а она думает — о чем же? О Леннаре, и как?…
Ей показалось, что тихо шевельнулась портьера. Королева вздрогнула. Ну конечно, она забыла прикрыть окно. Ветер. Конечно, ветер. Энтолинера вытянулась на кровати и заплакала. Она не морщилась, не терла глаза, слезы просто сами текли по лицу и впитывались в белоснежную простыню.
И вдруг она замерла. Мерзкое ощущение того, что ее рассматривают в упор, буравят пристальным взглядом, продрало по спине. Энтолинера обернулась так стремительно, что за подушкой свалилось на пол и одеяло. Никого, да и не может быть никого в этой отлично охраняемой опочивальне, верно, самом охраняемом сейчас помещении в Арламдоре. Если не считать Храма, быть может…
Леннар, скользнуло в голове имя. Где он сейчас?… Быть может, было бы проще заснуть, если бы он, а не те двое преданных стражей, находился сейчас в соседней комнате, охраняя покой королевы. Но его нет. Нет, нет…
Не спалось. Она сделала все возможное, чтобы успокоиться и заснуть, но, как назло, чем больше королева пыталась отмахнуться от буравящих мозг назойливых мыслей, смутно роящихся обрывочных предчувствий и отголосков пережитых сегодня жутких минут, тем прочнее и основательнее непокой подступал вплотную и давил, как ватное одеяло в жаркую летнюю ночь. Энтолинера вытянулась во весь рост, лежа на спине, и закрыла глаза. Пусто. В голове — ни одной путной мысли касательно того, что же ей делать дальше, во рту — сухо. Пустая, налитая несуществующими шорохами ночь. Она открыла глаза и стала следить за игрой теней на потолке. Вообще-то они были неподвижны, но Энтолинере почему-то казалось, что они медленно движутся, слагаясь в какую-то прихотливую комбинацию.
Потом тени отступили. Но глухой грохот в голове, словно там ворочались тяжелые жернова, не ушел. Напротив, он стал еще явственнее.
И тут на Энтолинеру навалился такой безотчетный, липкий, животный страх, что она попыталась сорваться с места и убежать. Но ноги словно прикипели к скомканной постели, руки не желали двигаться, а на лбу проступили капельки пота.
И только, как накрытая шляпой птица, загнанно билось и трепетало сердце… Она рывком поднялась и села на кровати. И тотчас же из смежного помещения, где разместились двое гвардейских офицеров, раздался еле уловимый ухом шум и — стон. Короткий, как всхлип, но такой явственный, такой!.. Энтолинера бросилась к секретеру и, выхватив из ящика кинжал в инкрустированных серебром ножнах, обнажила его. Лезвие тускло сверкнуло в клине лунного света.
Она рывком распахнула дверь и увидела, что один из преданных аэргов лежит на полу в луже крови, а по его горлу проходит красная полоса тонкого, обильно кровоточащего надреза. Энтолинера вскинула руки вверх, резко повернула голову и увидела, что второй верный гвардеец обмякает в руках человека в темно-серой одежде; лицо человека было закрыто мягкой темной маской, открытыми оставались только глаза (не считая узкой прорези для рта). Убийца выпустил труп гвардейского офицера, и тот бесшумно соскользнул на пол.
…Уже нет времени гадать, как он сюда попал и где почерпнул искусство так запросто справиться с превосходно обученными элитными стражами. Королева Энтолинера осталась один на один с человеком в темно-сером. Она оскалила зубы, как хищная кошка, и выставила вперед кинжал, намереваясь дорого продать свою жизнь. Кричать она не стала: пока прибудет подмога, все уже будет кончено, а рядом — только спящая фрейлина. Вот ее и убьют, как лишнего свидетеля. Зачем?…
Кто таков этот убийца, особенных сомнений не было: в его руках с невероятной быстротой крутилось что-то похожее на дымный серый веер. Этим «веером» он только что зарезал двоих гвардейцев. Это был боевой нож питтаку, исконное оружие Ревнителей, которым они владели с невероятным искусством. В умелых руках лезвие этого ножа за считаные мгновения могло превратить человека в кусок искромсанного мяса. Но обычно хватало одного неуловимого выпада — такого, каким были убиты оба гвардейских офицера.
