Дем Михайлов - Эхо войны

Мне было бы куда спокойней, будь я здесь один или на худой конец с опытным охотником, но в компании не замолкающих ни на минуту людей Татарина…. А ведь неплохие они мужики в целом, но не охотники они, не охотники. Не привыкли молчать, неуютно им в тишине. Все городские такие же — чуть затянется тишина, так сразу торопятся ее нарушить побыстрее. Поговорить не с кем — так петь начнут или свистеть. Настукивать ритм ногой или ладонью, при этом жадно посматривая по сторонам — вдруг да найдется собеседник! А все из-за тишины — боятся ее непривычные люди.

— Что там, Битум?

— Вроде тихо, Ильяс — не оборачиваясь, отозвался я, вглядываясь в бесконечные вершины барханов — Тихо…

— Я уже и не рад, что ты меня на эту работенку сосватал — довольно зло буркнул второй проводник, вставая рядом со мной — Че творится… никак не ожидал, что тот придурок начнет по варану из винтаря мочить. Не успел остановить.

— Не меня, а ту девчонку благодари — хмыкнул я, почесывая заросшую щетиной щеку — Если бы не она, кто знает, чем бы дело обернулось.

— И не говори — рассмеялся Косой Ильяс, сняв солнцезащитные очки и взявшись их протирать выуженной из кармана грязной тряпочкой — Млять… вроде темнеет, а глаза режет немилосердно. Как ты без очков обходишься?

Коротко взглянув на прищуренные глаза Ильяса, я безразлично пожал плечами:

— Привык. Лет двести назад обходились же как-то люди без очков, вот и я так же.

— Двести лет назад такого не было — не согласился со мной проводник, возвращая очки на переносицу — Пустыня как пустыня была. А сейчас не пойми что. Битум… я тут с главным русским парой слов перекинулся… короче, сворачивать с дороги они не собираются. Завтра по любому мимо Ямы проезжать будем. Аккурат по самому краю. Может, ты с ним поговоришь?

— Неа — отказался я — Смысла ноль. Не свернут.

— Мимо Ямы, Битум! — упрямо повторил Ильяс, ухватив меня за рукав куртки и развернув к себе — Мимо Ямы! Слышишь?

— Слышу. Говорю же тебе — не свернут они. Упертые. И в наши сказки не верят.

— Яма не сказка! — понизил голос Ильяс — Сам знаешь! Битум… поговори с русскими, ради Аллаха. Не надо туда соваться, все пропадем. Народ нервничать начинает, хотя толком ничего не знает! А завтра что будет? Поговори, Битум! Чего тебе стоит? Ты же с ними в одной машине едешь, скорешился поди уже. Поговори!

— Они! Меня! Не! Послушают! — чеканя каждое слово, повторил я — Не свернут! Угомонись, Ильяс. И не мандражируй. Все, разговор окончен.

Отвернувшись, я, шустро перебирая ногами, скатился с бархана и едва успел затормозить, чтобы не воткнуться во вставшего на пути русского. Борис собственной персоной, в расстегнутой на груди камуфляжной куртке под которой виднелась мокрая от пота тельняшка. Вот ведь вездесущий мужик!

— Чего мы не стаем слушать? — лениво поинтересовался Борис, не сводя с меня испытующего взгляда.

— Не чего, а кого — буркнул я — Меня.

— На тему? — не отставал русский — Я чего-то не знаю? Ты вроде как говорил, что здешней местности не знаешь. И никогда здесь не бывал.

— Раз сказал, значит так и есть — пожал я плечами — Не бывал. Борис, если хочешь послушать сказки, то поговори с Ильясом. Он тебе много чего расскажет. А я пойду пожую чего-нибудь и спать завалюсь. Устал.

Не давая возможности возразить, я зашагал в противоположную сторону, с трудом подавляя рвущуюся наружу злость. Достали уже. Специально же отошел подальше, поднялся на бархан и все ради одного — побыть одному, отдохнуть от навязчивого внимания посторонних мне людей, так нет же! Мать их….

На этот раз я отошел до засыпанного песком основания каменистого холма явно рукотворной работы и, сбросив с плеча рюкзак, опустился на землю. Проводивший меня взглядом Борис задумчиво цыкнул зубом и, ухватив за плечо спустившегося Ильяса, принялся его о чем-то рьяно расспрашивать. Тем лучше.

Расшнуровав горловину рюкзака, я достал баклажку с купленным на толкучке молодым вином, добавил кусок вяленого мяса и принялся за ужин. По моим меркам — более чем шикарная трапеза. Не как в Графе Монте-Кристо, но жаловаться не на что. Вино оказалось выше всяких похвал, хоть и кислило немилосердно, мясо было в меру жестким и без малейших признаков подтухлости. Еще бы — я его сам вялил. Если бы не бьющие в нос запахи сгоревшего топлива, отработанного масла и горячего железа, то вообще было бы идеально.

Русские покинули грузовик и быстрыми темпами сооружали две просторные палатки — судя по песчаной расцветке шатры военные. Я лишь мысленно вздохнул. Ну не понимаю я, хоть убей не понимаю — ведь русским языком сказал, что местность незнакомая. Лучше бы переночевали внутри машины, и плевать на тесноту. Главное безопасность. В чужой местности запросто может обитать совершенно незнакомая и жутко опасная тварь. Как говаривал зло чертыхающийся Тимофеич — после ядерной потасовки каждая лужа стала гнойным инкубатором для очередного кусачего новшества. Так вот и говорил, слово в слово. А я запомнил — как почти каждое поучительное слово старика.

Доносящиеся от костра голоса отвлекли от мыслей, я невольно прислушался, отделяя звуки слов от шелеста песка и потрескивания горящего саксаула.

— … я тебе говорю — Пахан так это дело не оставит! — сидящий ко мне спиной мужик ткнул кулаком в песок в подтверждение своих слов — Тем более сейчас! То, что мы из города выехали, для него секретом не стало.

— Ты глотку-то не дери, не дери — степенно ответил смуглолицый узбек, размеренно орудуя ножом, шинкуя разложенный поверх кошмы кусок копченого мяса — И без тебя знаем, что Пахан в курсе. Он всегда в курсе, брат. И что с того?

— А то, что когда возвращаться будем, надо по сторонам поглядывать — буркнул мужик, подтаскивая к себе кусок черствой лепешки.

— Ты лепешку на место поставь — не поднимая глаз, велел узбек — Вместе кушать будем. Не видишь — все ждут. А Пахан… что тут говорить раз никто не в курсе о его делах.

— Только Аллах в курсе всего, да нам намека не кинет — вякнул подсевший к огню тощий паренек явно смешанных кровей и тут же сдавленно охнул, схлопотав от узбека неслабую оплеуху.

— Ты слова выбирай, Фахри — не меняя тона, посоветовал узбек, под молчаливое одобрение остальных — Особенно когда Аллаха поминаешь. А у Бессадулина с Паханом договор есть. В дела друг дружки не лезут.

На несколько минут повисла тишина, узбек, которому я дал прозвище Старший, по въевшейся привычке сразу делить людей на командующих и подчиняющихся, дорезал мясо и ловко смахнул его в исходящий паром котел. Заправка для будущего варева.

— У Пахана в последнее время совсем башню сорвало — не выдержал молчания говорливый мужик — Думаю, теперь плевать ему на договор. Да вообще на все плевать. Он крови хочет. Сами знаете — сначала Урода с егошней бригадой завалило, потом и недели не прошло, как родная дочь копыта отбросила. А на кого он стрелки косит? А? Вот вы сами скажите? Ну?