– Это понятно, – начинает он, но я прерываю его взмахом руки.
– Обожди, не перебивай.
– Макс, я это уже понял, – он настойчив. – Мы зрители. Это кино. У меня другой вопрос. Кто нам все это показывает?
– Поверь, я хочу знать это не меньше твоего.
– Как думаешь, когда закончится это представление? – снова спрашивает Рыжий.
– Думаю, – отвечаю я после секундного размышления, – мы узнаем об этом сразу же, как только появятся звуки. Это, по-моему, будет самым верным признаком того, что мы вернемся в свое время.
– И когда…?
– Не знаю, – сразу отвечаю я и пожимаю плечами.
Семен серьезно смотрит на меня, от чего мне становится немного не по себе – так привык я видеть его вспыльчивым и несдержанным. Ободряюще хлопаю его по плечу и киваю на окно:
– Вернемся?
– Да, вот только… – он придерживает меня рукой и тихо, так, чтобы никто, кроме меня не услышал, спрашивает, – Макс, мы выберемся?
– Конечно, – отвечаю ему сразу и без заминки, надеясь только, что выгляжу я сейчас так же уверенно, как хочу показаться. – Семен, мы обязательно выберемся отсюда. Мы давным-давно уже сдали этот экзамен.
– И Серый с Катей?
– И Сергей, и Катя уже полтора десятка лет, как опытные Плетущие…
– Но они же погибли.
– Уверен, здесь что-то не так, – ком в горле. Кого я пытаюсь обмануть, себя?
– То есть на самом деле они живы? – как много надежды в его голосе.
– Конечно. Когда выберемся, сам их обо всем и спросишь.
Невольно замечаю, как наш уже совсем не тихий разговор жадно слушает Соня. Даже Клаус, продолжающий наблюдение за площадью, нет-нет да и поглядывает в нашу сторону. Нет, так нельзя.
– Ребята, – говорю я громко. – Семен, Катя, Клаус, я не хочу, чтобы вы думали, что раз происходящее сейчас уже когда-то было, и никто не пострадал, можно расслабиться. Только что, – киваю на Рыжего, – я рассказал Семену, будто я убежден в том, что Сергей и Катя живы. На самом деле я совсем в этом не уверен. А сказал так, чтобы ты лишний раз не тревожился и не нервничал, – обращаюсь к Рыжему, на что тот возмущенно фыркает.
– У нас нет права на ошибки, – продолжаю я. – Нас осталось всего четверо… Но вы должны знать, что я уверен в нашем успехе. В том, что мы сможем выбраться отсюда.
Мне приходится перевести дыхание, чтобы продолжить.
– Наша задача состоит в том, чтобы тихо, без лишнего шума найти точку выхода их этого сна. Не строить из себя супергероев, не палить налево-направо во все, что движется, а именно скрытно добраться до цели.
Клаус едва заметно кивает одобрительно, но его мнение меня совершенно не интересует. Я хочу уберечь Соню и Рыжего, довести их до точки выхода живыми и здоровыми.
– Хорошо, папочка, – вдруг выдает Семен.
Соня прыскает в кулачок и смеется уже не скрываясь. Даже Клаус улыбается шутке. Невиданное дело! Ну, если уже смеются, значит нервное напряжение последних часов хоть как-то ослабнет.
Отвернувшись от нас, Клаус настороженно глядит на площадь, а потом поднимает бинокль и приникает к окулярам. Опускает его, поворачивается и, поймав мой взгляд, кивает вниз, на площадь. Что же, представление продолжается. Я занимаю прежнюю позицию и осторожно выглядываю вниз, поднимая бинокль и ища взглядом главного героя этого немого кино. На моих глазах появляется новое, слишком хорошо известное нам действующее лицо.
На земле, в нескольких шагах от неподвижно стоящего человека в плаще растет и увеличивается в размерах нечто уродливое, напоминающее что-то среднее между осьминогом и кальмаром. Его щупальца растут, удлиняясь и извиваясь, словно змеи. Его башка вытягивается, обретает форму, и ее покрывает что-то, похожее на панцирь. Не помню никакого панциря, когда рубил монстра. Вижу два черных глаза, каждый из которых размером с крупное яблоко. Шкура твари серо-зеленого цвета с бурыми пигментными пятнами разного размера. Слизь, покрывающая ее, неверно поблескивает в лучах солнца, и даже на вид она какая-то склизкая. Если «гориллы» и «волки» вызывают чувство обычной настороженности, некоего уважения к своей силе и ловкости, то при взгляде на «осьминога», который уже достиг запомнившихся размеров, ничего, кроме брезгливого омерзения, я не чувствую. И еще – ненависти. Как же, оказывается, невыносимо тяжело вот так стоять и стараться спокойно наблюдать за этим чудовищем, зная, что именно эта тварь и убьет Катю.
Я вздрагиваю, когда моего плеча что-то осторожно касается. Это Соня. Слезы стоят в ее глазах, но она твердо произносит:
– Успокойся, пожалуйста. Мы ничего не можем сделать.
Она говорит правильные слова. Шумно вздыхаю.
– Да, ты права. Спасибо.
– Это и есть тот монстр, который был за дверью? – с напряженным удивлением интересуется Семен. Ну да, он же не видел его, только щупальца.
– Это он и есть, – цедит Клаус, и я с немалым удивлением замечаю, что на нем лица нет – настолько сильно его охватили чувства.
– Вот мразь! – бросает Рыжий. – Как жалко, что его нельзя достать… А может…? – и он тянется за автоматом.
– Нет, ты ничего не сможешь сделать, – я уже почти спокоен.
Мне тяжело смотреть на тварь, но я успокаиваю себя воспоминаниями о том, как я рубил его, еще живого, но не способного сопротивляться. Меня как будто опять окатывает волной жара от разрывающихся термитных гранат.
– Он двигается, – говорит Клаус, но я и сам вижу, как монстр, перебирая щупальцами, словно скользит по земле.
Наконец, он исчезает из поля зрения, скрывшись под нами. Человек в плаще снова остается один и снова опускается на стул, чтобы перевести дух. Мы молча наблюдаем за ним, пока тишину не нарушает Рыжий:
– Это все, или он будет еще тварей создавать?
– Сейчас увидим, – отвечает ему Клаус, не отрываясь от бинокля.
Солнце медленно, но все же заметно, скользит по небосводу. Вот оно уже в зените. Тени от полуразрушенных зданий исчезают, а потом снова появляются, словно выползая из своих укрытий. А человек на площади все сидит неподвижно на своем стуле.
– Он там, что, заснул? – злится Семен.
– Не думаю, – отвечаю я. – Он явно собирается с силами и готовится к нашему прибытию. Еще, как минимум, одного монстра он еще должен создать.
– Откуда ты знаешь?
– Я с ним сталкивался, в смысле с монстром. В то время, когда на вас напали «гориллы».
– Ты его убил?
– Нет, Семен, я не смог уничтожить его. Он казался слишком, – умолкаю, подбирая слова, – слишком силен и неуязвим.
– И что это за чудовище такое?
– Думаю, что ты сам все увидишь довольно скоро.
– Надеюсь, этот, в плаще, очнется в ближайшее время.
– Так и будет, – говорит Клаус, – ведь твари, что он уже создал, живут сейчас за его счет.
