Аллан Роуч презрительно сплюнул.
— Если это свобода, она мне не нужна. А их вы спросили? — Он махнул в сторону городка.
Питер вспомнил радостные толпы. Наклонился к бомбе и внимательно осмотрел ее.
— Есть какая-то хитрость при остановке таймера? Если есть, то мы с вами одинаково близко от бомбы.
— Подождите, — крикнул Строманд. — Не трогайте ее, оставьте, идите с нами. Вы получите повышение, станете героем движения…
— Разрядите, или я сам рискну, — перебил Питер. Он нацелил ружье и ждал.
Немного погодя Строманд наклонился к бомбе. Она была размером с небольшой саквояж. Политкомиссар достал из кармана ключ, вставил его и повернул наборный диск.
— Теперь не взорвется.
— Взгляну еще раз, — сказал Питер. Он склонился к бомбе. Да, толстый металлический прут прошел через центр устройства, и теперь половинки взрывчатки не могут соприкоснуться. Тут позади послышался шум.
— Стой! — крикнул Роуч. Он поднял ружье, но политкомиссар Строманд уже исчез в темноте. — Я за ним, капитан. — Они услышали шум в ближних оливах.
— Нет. Его не поймать. Не поймать без большого шума. Тогда все выплывет наружу, и с делом республиканцев будет покончено.
— Вы становитесь умнее, — сказал Гермак. — Почему бы не позволить нам осуществить план целиком?
— Будь я проклят, — сказал Питер. — Убирайтесь отсюда, Гермак. Забирайте с собой своих стервятников. А если пришлете военную полицию арестовать меня и сержанта Роуча, можете быть уверены, что вся история — и про бомбу тоже — станет известна инспекторам СВ.
Гермак покачал головой.
— Вы делаете ошибку…
— Ошибка отпускать вас, — сказал Роуч. — Почему бы мне их не застрелить? Или перерезать им горло?
— В этом нет смысла, — сказал Питер. — Если Гермак его не остановит, Строманд вернется с военной полицией. Нет, пусть идут.
В следующие три дня рота Питера продвинулась на тридцать километров. Они пересекли плоскую долину с пересохшим песчаным руслом на дне и добрались до низкого кустарника на противоположной стороне. Здесь, на вершине хребта, они остановились.
Вокруг рвались снаряды и ракеты. Сражаться было не с кем, невидимый враг засел на следующем хребте, и оттуда три дня велась стрельба по их батальону.
Вражеский огонь удерживал их на месте, и они страдали от жары и безжалостного солнца Терстоуна. Люди слепли от блеска солнца и различали только один цвет — ярко-желтый. Когда вспыхивали трава и деревья, они не замечали разницы.
Кончилась вода, и они отступили. Ничего иного не оставалось. Снова пересекли долину. Миновали захваченные позиции и остановились, чтобы пропустить остальных, пока сами удерживают дорогу. На седьмой день после выступления они снова оказались на дороге, по которой вошли в долину.
Никакой организации не было. Питер оставался единственным офицером в батальоне из ста семидесяти двух человек, не имевших ни командиров, ни вооружения; только сто семьдесят два человека, слишком уставшие, чтобы о чем-то думать.
— Во всяком случае у нас есть ночь, — сказал Роуч. Он сидел рядом с Питером и курил сигарету. — Последний табак в батальоне, капитан. Хотите?
— Нет, спасибо. Возьмите все себе.
— Ночь для отдыха, — снова сказал Роуч. — Кажется бесконечностью — целая ночь, когда никто в тебя не стреляет.
Пятнадцать минут спустя ожила рация Питера. Он старался расслышать приказ сквозь статические разряды и шумы. Выслушав, распорядился:
— Созовите всех.
— Вот каково положение, — сказал он солдатам. — Мы по-прежнему удерживаем Сарагосу. В город ведет узкий коридор, и если его кто-нибудь не будет оборонять, мы потеряем город. В таком случае под угрозой окажется вся наша позиция.
— Капитан, вы не можете нас об этом просить! — Солдаты не хотели ему верить. — Вернуться назад? Нельзя нас заставлять это делать!
— Да. Я не могу вас заставить. Но помните Сарагосу? Помните, как нас приветствовали жители, когда мы входили? Это наш город. Никто другой не освободил этих людей. Это сделали мы. И никто другой не сможет сохранить их свободу. Никаких подкреплений нет. Неужели мы от них откажемся?
— Нельзя, — сказал Аллан Роуч. — Нужно занять коридор. Я с вами, капитан.
Один за другим поднимались остальные. Нестройная колонна двинулась вниз по склону хребта, спускаясь с прохладных высот, где вода в изобилии, в песчаную долину.
К рассвету они оказались в полукилометре от города. К ним по дороге двигались республиканские войска. Другие части выходили из оливковых рощ по обе стороны от дороги.
— Танки! — крикнул кто-то. — Танки идут! Слишком поздно. Бронетанковые части противника
обогнули Сарагосу и быстро приближались. За танками шла пехота донов. Питер ощутил горечь во рту и приказал своим людям окопаться среди олив. Это будет их последний бой.
Час спустя их окружили. Еще два часа они сражались, чтобы удержать бесполезную рощу. Танки давно миновали их позиции, но пехота оставалась вокруг. Потом стрельба прекратилась, и над рощей нависла тишина.
Питер полз по периметру своей части — сто метров, не больше. У него оставалось меньше пятидесяти человек.
На краю позиции в неглубокой яме лежал Аллан Роуч. Спелые оливки, срезанные с ветвей, почти покрывали его, но, когда Питер подполз ближе, сержант рассмеялся.
— Чувствую себя салатом, — сказал он, отбрасывая оливки. — Что нам делать, капитан? Как по-вашему, почему они не стреляют?
— Подождем и увидим. Ждать пришлось недолго.
— Сдаетесь? — послышался голос.
— Кому? — спросил Питер.
— Капитану Хансу Орту, фридландская бронированная пехота.
— Наемники, — прошипел Питер. — Как они сюда попали? Ведь считается, что СВ держит карантин…
— Ваше положение безнадежно, и вы не помогаете своим товарищам, удерживая позицию, — кричал голос.
— Мы не позволяем вам войти в город! — крикнул в ответ Питер.
— До поры. Но мы в любое время можем войти с другой стороны. Сдаетесь?
Питер беспомощно посмотрел на Роуча. Его люди молчали. Молчали, и Питер гордился ими. «Но, — подумал он, — у меня нет выбора».
— Да, — крикнул он.
Фридландцы были в темно-зеленых мундирах и по сравнению с пугалами Питера выглядели очень воинственно.
— Наемники? — спросил капитан Орт.
Питер открыл рот, собираясь с негодованием ответить отрицательно. Но его определил голос:
— Конечно, наемники. — Хромая, подошел капитан Бартон.
Орт подозрительно разглядывал их.
— Хорошо. Хотите поговорить с ними, капитан Бартон?
