реанимации. Лететь долго, буду прыгать с выходом на низкую орбиту. Придется использовать орбитальный прыжковый двигатель, прошу разрешения.
– Понял тебя, капрал, разрешаю прыжок через низкую опорную орбиту. Проведите предварительную реанимацию пострадавшего. Приближается гроза, поэтому у вас мало времени. Отлет по готовности, капрал, полный доклад – на базе. Жду вас.
Скутер вернулся за полчаса до грозы. Винсент подогнал реанимационную камеру к посадочной площадке заранее, боясь, что они могут не успеть, но они успели. Лицо Максима было серым, но глаза сверкали, будто он выиграл в лотерею, и нельзя было сказать, что он обеспокоен тревогой на базе. Это потому, что ты не знаешь ситуации, думал Винс. А ситуация очень не в нашу пользу.
Человек в отсеке для раненых был очень плох, грудную клетку его разворотило справа, легкого видно не было, одна рваная рана, с обугленными краями и ссохшимися сгустками крови. Комбинезон был весь в крови, высохшей уже и цветом своим превратившей одежду из ярко-голубого в коричневый, переходящий кое-где в грязно-красный. Винсент ухватился за его ноги, Максим взял сверху за комбинезон, кивнул лейтенанту, и они перекинули раненого в камеру реанимации. Винсент пробежался по кнопкам, выставляя режим диагностики, задал предварительные инъекции обезболивающего и настроил режим лечения, и они покатили камеру в медблок.
– Ситуация у нас не из лучших, – объяснял Винсент по дороге. – Крейсер, очевидно, выполнял какое-то важное задание, и напали на него не случайно. Представь себе, с каких таких радостей он вывалился тут, у нас, в глуши. И еще представь себе, откуда за ним следили тренги, и главное не откуда, а ПОЧЕМУ они за ним следили. Тренги не люди и логика их нам неизвестна, но отправлять перехватчики на верную гибель – не их стиль. Командный центр прислал приказ, в случае непредвиденных обстоятельств базу свернуть, а в случае совсем непредвиденных – взорвать планетарный заряд.
Максим остановился.
– Что? – переспросил он. – Уничтожить планету? Взорвать вот так, просто из-за угрозы тренгов целый мир?
– Да, Макс. Взорвать. И мы взорвем, если будет нужно.
Максим опустил голову и дальше шел, словно в тумане. Винсент говорил еще что-то, объяснял процедуру, приводил свои домыслы, но слова не доходили до Максима. Он шел, потупив взгляд, смотрел себе под ноги и глаза его не выражали ничего, ни былой радости, ни какой – либо тревоги. В них было пусто, как и внутри него. Винсет, заметив это, дернул его за плечо.
– Макс, ты меня слышишь?
– Да, слышу, – встрепенулся Максим. – Я вот просто думаю о том, что я ТАМ видел.
– А что ты там видел, капрал?
– Странные дела, Винс. Очень странные. Дело даже не в корабле. И дело не в том, что тренги его порвали, как волки рвут раненого оленя. Они лупили по нему из всех орудий, но дело все-таки не в нем. Странно, что твари его облепили со всех сторон. Странно, что они не исчезли, как всегда перед грозой. И еще… когда я полез внутрь…
– А зачем ты полез внутрь, Макс? – прервал его Винсент.
– Ты отключил связь, а я пошел к кораблю. Как магнитом потянуло. Ты же знаешь, мы оба не любим тварей, они отвратительны по природе своей. И у меня не было желания лезть прямо через них, а они были просто везде, Винс. Везде. Понимаешь? На стенах, на обшивке, внутри на приборах и… они были на трупах, Винс. Сколько, по-твоему, в корабле было человек? Какой экипаж у планетарного крейсера?
– На стандартном задании – человек двести экипажа. Ну и десант, конечно. Тысяч десять, наверное.
– Ага. Тысяч десять. Вот представь себе десять тысяч трупов в отсеках. Вповалку. Я видел трупы и раньше, Винс, я все-таки участвовал в боевых действиях. И мне не страшно по ним ползать, в заварушке на Твинсах тренги меня уже было под ними похоронили. И я не боюсь мертвых, я боюсь живых, Винс, так меня в учебке натаскали. Только вот если бы не твари. Потому что трупов не было видно, твари облепили и их. Точнее они все лезли к трупам, и это было отвратно, меня стошнило даже раза два. То есть понимаешь, Винс, они не на корабль погреться пришли. Они пришли пожрать. А этого… – он кивнул в сторону реанимационной камеры, – этого я нашел у пилотов. И знаешь что странно – когда я его нашел – он был труп трупом. Я еще немного порыскал там, ну, вдруг чего, а потом он застонал. И я его вытащил наружу, прямо по тварям вытащил, и в скутер загрузил. Вот такая вот мерзость тут происходит, на планете на этой, Винс. И если честно, то я хочу побыстрее отсюда убраться. Побыстрее, но только после того, как пойму, что за чертовщина тут происходит.
Винсент смотрел на Максима и не узнавал в нем того бесшабашного весельчака, с которым провел последние три года.
– Я не особо интересуюсь, Макс, – сказал он. – Мне хочется просто улететь к чертям отсюда, и не важны причины. И еще я чувствую знатную заварушку. А теперь пошли, времени мало.
Они вошли в медблок, Винсент подключил камеру к питанию и к компьютерам. Зажужжали моторчики в ее недрах, выдвинулись сканнеры, прозрачное стекло окутал туман. Нанороботы за доли секунды растворили защитный комбинезон, брызнула струйками дезинфицирующая жидкость, смывая кровь с ран.
– Диагностика, – произнес Винс.
– Диагностика наружных повреждений, – сухой мужской баритон реанимационного компьютера в отличие от станционного они слышали первый раз. – Повреждение правого легкого, множественные повреждения реберных костей, множественные незначительные повреждения кожного покрова. Пульс отсутствует, пациент мертв, приступить к реанимации?
Они переглянулись. Потом как по команде оба взглянули на тело в камере. Грудь человека поднималась и опускалась, он явно дышал, на щеках его был легкий румянец.
– Отставить реанимацию! – скомандовал Винсент. – Покажи. Мне. Что. У. Него. Внутри.
Сканнеры развернулись, лучи их пробежали по телу пострадавшего.
– Повреждение сердечной мышцы, повреждение правого легкого, множественные повреждения внутренних органов пищеварения. Проникновение инородного тела. Повреждения несовместимые с жизнедеятельностью. Пациент мертв, провести реанимационные мероприятия?
– Твою мать, – выругался Максим. – Вывести на экран данные по инородному телу!
Над камерой включилось трехмерное изображение тела, затем оно замерцало и исчезло, оставив лишь внутренние органы. Тварь они узнали сразу – темно-бурая масса облепила остатки легкого и сердца, то, что они считали мехом, вытянулось и впилось миллиардами волосков во все стороны.
– Оно жрет его? – спросил Винсет, холодея от самой мысли об этом.
– Я… я не знаю, – в голосе Макса была растерянность. – Кажется оно…
Вой тревоги не дал ему договорить.
