Это сонное, тихое место, почти лишенное связи с остальным населенным метро. Причина этой изоляции – не Размыв или Разлом, как на красной линии, и не идеология, как у коммунистов на Звездной, а пограничные посты Империи Веган.
Веганцы непредсказуемы. Бывает, они пропускают через Площадь Александра Невского спокойно. Тогда челноки, едва покинув владения Империи, снимают шапки и крестятся, радуясь удаче. Существует специальный ритуал, в ходе которого просят победителя тевтонцев, чье имя носит пересадочный узел, о спокойном проходе. Помогает, но не всегда. Бывает, что транзит превращается в настоящий кошмар. Документы могут просто не принять. Товар, хоть мешок с шампиньонами, хоть сапоги, перетрясут десять раз. Умные торговцы заранее отсыпают в специальный кармашек пяток патронов. Но тут тоже надо держать ухо востро: попадется офицер, не берущий взятки, а мучающий путников чисто для удовольствия, так за подкуп можно легко загреметь в камеру. И участь твоя в этом случае незавидна. Бывает, наконец, что на границе людей разворачивают без всяких объяснений. Просто так.
А еще в Оккервиле знают: Империя планирует расширяться. Тесно «зеленым человечкам», как называют здесь соседей, на своих шести станциях. Пристально следят их агенты за другими обитаемыми общинами, ищут слабые места в обороне, умело раздувают внутренние конфликты. Веганцы считают Оккервиль своим владением, просто временно занятым чужими. На Новочеркасской часто можно встретить офицеров Империи. Какие задания выполняют они, что ищут, за кем следят – не знает никто. Зато почти все понимают: однажды аннексия произойдет. И тогда шансов уцелеть у жителей немного.
Эта мысль не ужасает людей. Они к ней привыкли, как к хронической головной боли.
Но пока правобережный Альянс живет, цепляется за жизнь.
Украдкой посматривают жители на надпись, укрепленную в торце станции Ладожская: «Дорога жизни. 1941–1944», говорят себе: «Вот тогда был каюк. А сейчас терпимо», – и трудятся дальше, добывают свои сто двадцать пять грамм отрубей. Чаще, конечно, больше. Настоящий голод, сводящий с ума, низвергающий человека в первобытную дикость, Оккервилю не знаком. Люди работают на грибных посадках, на крысиных фермах, в мастерских. Караванщики время от времени уходят с нехитрым товаром на Площадь Невского. Заодно они уносят и так называемый «секретный товар», а по сути главный источник благоденствия – галлюциногенные грибы с Улицы Дыбенко.
Про Веселый поселок, исправно снабжающий подземный Петербург галлюциногенными грибами, слышали все. Даже жители далекой Северной Конфедерации, отделенные от красной линии Размывом, иногда ходят на Выборгскую за этим товаром[2].
Ничего удивительного в такой популярности «веселого товара» нет: это самый быстрый и легкий способ раскрасить яркими красками безрадостные, унылые будни… На большинстве станций повседневная жизнь тяжела, опасна и, в конце концов, просто невыносимо тосклива. Никаких праздников, никаких приятных мелочей – только тяжелая, монотонная работа от рассвета до заката. В смысле, от того момента, когда администрация зажигает свет, и до его отключения. И так день за днем, год за годом – попробуй выдержи.
Тогда и появляются продавцы счастья, пронырливые торговцы, перекупающие товар у жителей Веселого поселка. Всего пара патронов – и жизнь преображается, и отступает боль, и забываются все проблемы, и тело становится воздушным, и грязная холодная станция кажется дворцом султана… А потом волшебная сказка кончается. Вернуться туда поможет новая порция грибов. Стоить она будет на один патрон дороже.
«А как ты хотел, приятель? Тебя кто-то заставлял?»
Страшные проклятия сыплются на головы дельцов, распространяющих зелье по всем станциям подземки. Достается и самим грибникам. Исходя пеной, ломая руки и скрежеща зубами, клянут наркоманы день, когда в первый раз попробовали грибочки счастья, день Катастрофы и день своего рождения. Окружающие видят их страдания, содрогаются и дают себе слово не поддаваться искушению. Но приходит время, и у торговцев грибами появляются новые клиенты. И снова спешат по туннелям самые крепкие из обитателей Веселого поселка с полными мешками счастья. Ни Оккервиль, ни Империя Веган, через владения которых лежит путь курьеров-грибников, не чинят им препятствий, но и сами в этом товаре не нуждаются.
На «Черкасе», «Ладоге» и «Проспекте» хватает развлечений и занятий. Для молодежи – спорт и секции, для детей – школа и кружки, для взрослых – танцы и настольные игры. Шумно и весело отмечаются общие праздники.
– Делать Стасову нечего, – усмехаются начальники других станций, послушав рассказы о том, как налажен быт в Оккервиле.
– Зато мой народ дурью не мается и в петлю не лезет, – говорит председатель Совета и занимается дальше своим делом.
Так идут годы…
В две тысячи тридцатом году в общине возникла особая традиция. Ее ввел полковник Дмитрий Бодров, командир отряда самообороны. На всех жителей Оккервиля, достигших шестнадцати лет, налагалось обязательство: совершить вылазку на поверхность и убить мутанта. Начитанные люди называют эту охоту «обрядом инициации», а шутники – «кровавым крещением».
Имперские агенты отнеслись к нововведению с сильным подозрением. Они добились отмены охотничьих вылазок, надавив на Стасова. Почти весь две тысячи тридцать второй год экзамен не проводился, но зимой, аккурат в канун Нового года, глава Совета неожиданно снял запрет. На все вопросы представителей Империи ответ был один: «Это наше внутреннее дело». Юные охотники снова вышли на улицы города.
Одни молодые люди, как юноши, так и девушки, идут на поверхность с радостью, и потом подают прошение о вступлении в ряды сталкеров. Правда, берут далеко не всех – Святослав Рысев предъявляет к кандидатам очень высокие требования.
Другие ребята, начиная с пятнадцатого дня рождения, трясутся мелкой дрожью при одной мысли о скором выходе.
Третьи относятся к грядущему испытанию безразлично – дескать, надо будет, прогуляюсь, почему нет. Их спокойствие вполне понятно, жители метро знают: смертность во время этих вылазок стремится к нулю. Если кто-то и получает тяжелые увечья, то чаще всего по собственной глупости.
В каждый рейд отправляются, кроме самого новичка, еще опытный сталкер из отряда Рысева, а также боец самообороны. Оба с автоматическим оружием.
Местность в районе Ладожского вокзала за много лет превратилась в почти идеальный охотничий полигон. Хищники тут обитали относительно мелкие – в основном псы, выродки, земноводные, похожие на тритонов, и некрупные летающие твари. Но это не значило, что к первой охоте молодых людей не готовили и проводили все кое-как. Наоборот – те, кто успешно сдавал «экзамен», потом говорили товарищам, что тренировки куда тяжелее самой схватки.
