— Типун тебе на язык, Любомир. Не хотелось бы таких аналогий!
— Да какие аналогии, Володя? Я просто хотел, чтобы тебе стало понятно!
— Мне стало понятно, — вздохнул я. — Теперь скажи мне главное: чем обязан?
— Да Константин твой… — Любомир сделал многозначительную паузу.
— Костя? Тополь? Что с ним? — Я сразу встревожился, словно стальная пружина во мне распрямилась. Все же три дня Костю не видел — он говорил, что в Киев проветриться съездит. А за три дня в Киеве так можно напроветриваться!
— Да спит он!
— Костя? Спит?
Я посмотрел на свои навороченные часы, за которые Костя Тополь, бывший любовник бывшей жены минигарха, не отличающий турбины от турбийона, отвалил ни много ни мало десять тонн уёв. На часах было шестнадцать тридцать.
— Рановато, конечно, спать. С другой стороны, это у нас разве теперь наказуемо?
— Да ненаказуемо, конечно. Просто он у меня за столиком спит! Прямо в баре! Уже второй час. Сейчас народу не слишком много, но через полчаса будет аншлаг — у сталкера Мира день рождения, итить его двести! А Костя твой мало того, что весь столик занимает. Так еще и лежит в позе мертвеца, затраханного до смерти возбужденным по весне контролером!
— Любомир, дорогой, — начал я с несвойственной мне ласковостью, — я, если честно, не очень понял, в чем тут проблема. Костя, конечно, мой лучший друг, мы с ним напарники со времен гетмана Голопупенька. Но все-таки говорить о нем, что он «мой», как-то, видишь ли, нельзя. Это гей-парадом попахивает потому что. Я что Косте, мамочка? Жена? Спит — и пускай спит! Флаг ему в руки!
— Ты не понимаешь, Володя! Он спит так… Ну…
— Любомир, ты что, с перепою? — Я все больше распалялся. — Ты говоришь, Костя спит? Так почему бы тебе, Любомир, не разбудить его, а?!
— Не горячись, Вова. Я пробовал его будить. Не будится!
— Так облей его, мать твою, холодной водой из ведра! Сразу встанет, как лист перед травой!
— Я обливал! Не помогает!
— Тогда как следует сунь ему в челюгу! Пару раз! Он когда на ринге зарабатывал, и не такое терпел!
— Вова, ты не понимаешь. Мы с девчонками уже чего только не пробовали. Настя ему виски одеколоном натирала — говорит, в фильме каком-то видела. Повар Дарья Ивановна ему нашатырный спирт под нос совала, Ольчик даже ему пробовала делать… хм… ну что-то вроде искусственного дыхания…
— И что?
— И ничего! Ну то есть он дышит. Но не просыпается!
— Так оттащите его из-за стола в общем зале в какую-нибудь каптерку! И пусть он там проспится — пьянь подзаборная!
— Мы бы рады, но не получается. Тяжелый он у тебя…
— Опять «у тебя»?! — взвился я.
— Ну хорошо. Не «у тебя». Просто тяжелый, как беременный мамонт! Сам у себя!
— Что есть, то есть, — неохотно согласился я. — Все-таки боксер-фристайлер… Хоть и в отставке. Чемпион Валуев, между прочим, ему приходится родственником по линии отца!
— Володя, очень тебя прошу, приезжай побыстрее. У меня от телефона уже ухо болит! — взмолился Любомир. — Будем вместе Константина из бара эвакуировать! А то у сталкера Мира такие бедовые гости, что за безопасность спящего Тополя я никак поручиться не смогу!
«Вот так всегда! Только соберешься посвятить себе, любимому, вечер воскресного дня… Потягать гантели, засмотреть кинуху», — вздохнул я, кое-как натягивая джинсы цвета индиго.
На самом деле — в глубине души — я был даже рад. На гантели не было никаких сил — ни моральных, ни физических. А кинуха в последнее время пошла такая, что не впирает вообще. Как позавчерашнюю жвачку жевал. Ни уму ни сердцу.
Я лениво шевельнул босой ногой диск с новым голливудским блокбастером «Апокалипсис». Между прочим, лицензионный диск!
Теперь вопрос: сколько фильмов с названием «Апокалипсис» я уже смотрел? Десять? Двадцать? Сколько раз на экране раскатывали по бревнышку Лос-Анджелес? Нью-Йорк? Сколько раз вирус порождал кровожадных мутантов-зомби? Тысячу? А может, две тысячи?
И тогда за каким хреном мне смотреть две тысячи первый фильм про всю эту остогребеневшую фигню?! Не говорю уже о том, что зомби — причем зомби трех совершенно разных сортов! — я видел своими глазами безо всякой кинухи.
Или, может, это у меня уже идут необратимые возрастные изменения и я просто превращаюсь в пенса, недовольного всем на свете? Может, и так.
В общем, про «испорченный вечер» я сказал все больше для того, чтобы было чем Тополю попенять, когда он проснется на плюшевом диване в моей гостиной, меблированной в фонтанирующем позапрошлым веком стиле ар-деко.
В полном соответствии с рассказом Любомира Костя дрых, как пшеницу продавши.
Широко раскинув руки и уткнувшись носом в стол, он шумно, с присвистом, дышал и по-богатырски похрапывал.
На мои попытки разбудить его Константин не демонстрировал никакой, ну то есть совсем никакой реакции. Конечно, я не пытался подпалить ему кончик носа огоньком зажигалки — он ведь все-таки боксер-фристайлер, как бы чего не вышло. Но все остальные методы мы перепробовали.
— Это надо же было так напиться! Сколько же он выпил, ты не считал? — спросил я у Любомира.
— Да не в выпивке дело, Вова, — отвечал тот. — Он пришел совершенно трезвый — я же бармен, такие вещи секу на лету, — уселся за этот вот столик и попросил литровую кружку «Манчестер Крем Стаут». Ну, я налил.
— Этот ваш «Манчестер Крем Стаут» и быка с ног свалит. Не одобряю, — ворчливо сказал я.
— Так он литр не осилил! Может, граммов двести-триста. Я кружку забрал, чтобы он ее случайно рукой не смахнул по сонному-то делу! Но она почти полная была! — таращил глаза Любомир.
Я принюхался. От Кости действительно не пахло.
О плохом — в смысле о всяких неизвестных нервных болезнях и наркомании — я, конечно, не думал. А думал я о том, как погрузить Костину тушу в салон моего приемистого «ниссана». Но, к счастью, забредшие в «Лейку» сталкеры Куб, Морда и Тельняшкин быстро помогли мне с этим неблагодарным делом.
Дома я кое-как доволок тушку от крыльца до гостиной. Но чтобы уложить Костю на диван, у меня просто не хватило сил — так и остался он лежать на дивном турецком ковре, подаренном одним кентом из Баку, что набивался ко мне в отмычки.
Ковер я взял, насчет его предложения сказал, что подумаю. Договорились созвониться, а он пропал.
Прошло три года — ковер остался жить у меня. А про того кента — помню, он представился Додиком — так никто и не слышал. Небось решил без наставников по Зоне побродить. И добродился…
Костя вновь заливисто захрапел. И мне ничего не оставалось, как начать смотреть подзаброшенный было «Апокалипсис».
Посмотрел. Потом посмотрел «Десять лучших футбольных матчей».
Ну то есть два посмотрел в ускоренной перемотке — на остальные забил. Есть пределы даже моей любви к футболу.
