Посмотрел. Потом посмотрел «Десять лучших футбольных матчей».
Ну то есть два посмотрел в ускоренной перемотке — на остальные забил. Есть пределы даже моей любви к футболу.
После футбола дошла очередь до двадцать шестого сезона сериала «Кости». Только не смейтесь, но ничто не успокаивает меня лучше, чем сказки про отважную шестидесятилетнюю тетку-антрополога, которая расследует убийства, дотошно изучая несвежие трупачки в поисках улик, и ее престарелого напарника-фэбээровца, лысого и сентиментального, как тюлень.
Когда от костей у меня уже начало рябить в глазах, я выключил телевизор и открыл холодильник.
Там, выстроившись провоцирующими рядами, стояло холодное пиво. Я выбрал «Будвайзер». (Да-да, я знаю, что у меня плохой вкус и что, покупая американское, я поддерживаю рублем остохреневшую всему миру пиндосню!).
Когда вторая баночка из-под «Будвайзера» полетела в мусорное ведро, тело на турецком ковре издало нечленораздельный звук и повернулось с боку на бок.
Когда вслед за второй баночкой «Будвайзера» в ведро полетела третья, тело село на полу и, растирая глаза костяшками пальцев, широко зевнуло.
— Вова? — спросило тело.
— Так точно, товарищ сержант! — сказал я и улыбнулся, отсалютовав другу безбожно пенящимся пивом.
— Сколько время? — простонал Костя и попробовал приподняться с колен. И действительно приподнялся.
— Два еврея!
— Ну Комбат… Не до красот слога мне сейчас.
— Что «Комбат»? На часах раннее утро. Ноль часов тридцать минут.
— Какое же это утро, Вова?
— Именно, Костя!
Вот примерно такие глубокомысленные разговоры мы вели, пока я не отправил его в душ и не напоил крепким, какой умею заваривать только я, черным чаем.
Наконец — спустя каких-то сорок минут после пробуждения — в глазах Тополя вспыхнула искра сознания. Я вкратце рассказал ему о том пути, который проделало его бесчувственное тело от бара «Лейка» до моих скромных пенатов. А он рассказал мне, как дошел до жизни такой.
— Короче, познакомился я с одной девчонкой по имени Атанайя…
— Как?
— Атанайя! Будешь перебивать, вообще ничего не буду рассказывать!
— Капитулирен. — Я шутливо поднял руки вверх, кроткий, как фриц на руинах Харькова.
— Так вот с Атанайей. Она сказала, что ей восемнадцать, но теперь я думаю, что меньше…
— Меньше? Меньше восемнадцати? Совсем стыд потерял! — Я по-учительски пригрозил ему пальцем. — Этак и под статью попасть можно! За совращение несовершеннолетних!
— Ну, под эту статью я еще не попадал, — странновато хохотнул Тополь. — Но ты же обещал не перебивать? Вообще я и сам малолеток недолюбливаю. Но вначале мне показалось, что ей двадцать пять. Там темно в этом клубе было — как в заднице у снорка.
— Так вы в клубе познакомились?
— Ага. На Крещатике. Называется «Прощай, идеалы!»
— Ничего себе название.
— Во-во. Но так модно сейчас, ты просто не в тренде… Ну и внутри все именно так, как и должно быть в клубе, где прощаются с идеалами: угарное пьянство и обмазанные маслом голые женщины вертятся вокруг пилонов. Моя Атанайя, правда, не вертелась, а тихо лакала мартини за столиком в углу. Поскольку никаких особенных планов у меня не было, я купил ей еще мартини и мороженого. Выпили. Съели мороженого, потанцевали. Опять съели, опять выпили… Это было вечером в пятницу. Ну, потом я ей говорю: «Тут накурено, пошли погуляем». Ну, погуляли.
Костя отвлекся, чтобы хлебнуть чаю, и продолжил:
— Она мне рассказывала про свою жизнь. Жаловалась на папца-идиота, на универ, где она якобы учится на заочном, свои взгляды на жизнь излагала, если этим словом можно назвать ту кашу со стразиками, которая у нее в голове… Целоваться я к ней не лез, даже за руку не хватал, просто шли по городу, болтали. Поели пиццы в каком-то ночном заведении возле вокзала. Чувствую, дело идет к утру, пора мне проводить девочку домой — а самому тоже отправляться в люлю, в гостиницу. Тут она мне и говорит: «Какой ты скучный, Костя! С виду такой молодой — а в душе точно какой-то старик! Давай лучше выпьем энергетика и завалимся еще в одно место — оно круглосуточное!»
— «Старик», — многозначительно повторил я.
— Во-во. — Костя энергично закивал. — Прикинь? Она назвала меня «стариком»! Про «старика» я испугался слегка. И повелся на предложение именно от испуга! Энергетики я до этого ни разу не пил. Поэтому когда она купила в ночном магазине и дала мне баночку с напитком «Джамп-энд-Скрим», я просто взял да и выпил залпом. И мне, ты не представляешь, нереально вштырило! — Глаза Кости вдруг вспыхнули адским огнем. — В том, втором клубе я скакал, как заведенный — в полном соответствии с названием этой дряни! Да и Атанайя тоже прыгала, как укуренная коза! Короче, попрыгали мы — тем более что в клубе никого не было. Когда вышли из клуба, где, естественно, никаких окон, оказалось, что на дворе уже… обеденное время! Пошли в какую-то пельменную. Натоптались там до одури. Ну, думаю, теперь точно пора. Ей — домой, мне — в гостиницу. Только я открыл рот, чтобы все это ей сообщить, как она посмотрела на меня этак зазывно, облизнула губы, поиграла своим черным локоном и говорит: «Слушай, а пойдем на лошадях покатаемся?»
Я радостно гыгыкнул:
— На лошадях!
«На лошадях». Я только заикнулся, что, мол, устал после этих танцев, как папа Карло, да и на грудь принял немало, как она мне сообщает, что, мол, не беда, выпьем энергетика и силы сразу появятся! В общем, сбегала она за этим «Джампом» в ближайший магазин. Мы выпили по две баночки. И, ты не поверишь, два часа гоняли по лесу на лошадках, взятых напрокат в конюшне, где у Атанайи работала зоотехником подруга. Лошади были старые, слабосильные, но послушные и смирные. И потом, что в лесу надо? Чтобы коняга ровно по тропинке ехала и за деревья не цеплялась. Там же, в лесу, мы первый раз с Атанайей поцеловались…
— Поцелуй на лошадях — это как в старых фильмах про всяких мушкетеров, — одобрительно прокомментировал я.
— Опять перебиваешь! Ты же обещал! Короче, потом еще много чего случилось — мы побывали в марокканской бане, потом пили чай и кушали жирный плов в ресторане «Науруз», вслед за этим мы выпили еще «Джамп-энд-Скрима» и понеслись смотреть трансляцию хоккейного чемпионата в ирландский паб. Это, стало быть, обратно на Крещатик. Орали там вместе со всеми, хлестали пиво, целовались и даже пробовали кое-что еще, прямо там, в чилауте. Я был сам не свой, Вова — такой подъем! Такое счастье! Как будто мне снова восемнадцать! А вокруг — вокруг такие люди интересные! Приключения! Дали зовут! И жизнь! И слезы! И любовь!
— Как тебя вштырило. И кто разрешил такую химию свободно без рецепта продавать? — неодобрительно проворчал я.
Если что, я сразу определюсь со своей позицией. К алкоголю отношусь нормально, считая его неизбежным в нашей сталкерской работе злом. А вот химию полагаю прямой дорогой в дурдом, к импотенции и профнепригодности. Поэтому за ее распространение и производство надобно сажать!
