В приемной находилось двенадцать телохранителей — все в панцирях и с перьями на шлемах, но вооруженные самыми современными лучевыми ружьями. Телохранители были удивительно похожими друг на друга — одинаковые блондины семи футов ростом. Ни один из них сейчас не шевелился и, казалось, даже не дышал — этакое олицетворение невозмутимых цивилизованных людей.
Ундума обрезал кончик сигары и выругался про себя. Он жалел, что не захватил какую-нибудь книгу.
Наконец внутренняя дверь бесшумно распахнулась, и в приемной появился бритоголовый офицер. Щелкнув каблуками, он поклонился Ундуме:
— Его светлость будет рад принять вас, ваше превосходительство.
Посол постарался подавить досаду, кивнул и поднялся с места. Ундума был высоким и стройным мужчиной с относительно светлой кожей и характерными для народности банту чертами лица. Послы Земли отбирались с учетом идеалов местной красоты, а это условие непросто было соблюсти во многих малочисленных культурах Галактики. Население Норстада-Остарика отличалось чертами малой кавказской расы, которая почти полностью эмигрировала в Королевство Двух Планет с родной Земли.
Адъютант проводил посла до двери и ретировался. Ганс фон Тома Руш, маркграф Дракенштейнский, предводитель народа, потомственный хранитель Ворот Белой реки и прочая, и прочая, сидел за столом в конце огромного зала, пол которого был сделан из черно-красной плитки. В руке у него была книга, и он закрыл ее лишь тогда, когда Ундума, шурша сандалиями по клетчатому полу, подошел вплотную. Затем маркграф встал и с насмешкой на лице поклонился.
— Приветствую вас, ваше превосходительство, — сказал он. — Прошу простить меня за задержку. Садитесь, пожалуйста.
Столь краткие извинения звучали, по крайней мере, дерзко, и оба собеседника прекрасно понимали это.
Ундума опустился в кресло напротив, решив не показывать своего раздражения, ведь он здесь ради великой цели. Посол сжал зубы и ровным голосом произнес:
— Спасибо, ваша светлость. Надеюсь, что вы сможете детально обсудить со мной все важные вопросы. Я явился к вам по весьма серьезному поводу.
Руш изогнул правую бровь, рискуя уронить старомодный монокль. Маркграф был крупный, крепко сбитый мужчина с ежиком коротко подстриженных волос соломенного цвета, удлиненным черепом и шрамом на левой щеке. На нем была армейская униформа: серая туника с высоким воротником, бриджи старого фасона и блестящие сапоги по моде этой планеты. Его костюм украшали генеральские знаки отличия: трезубец и солнце; на портупее висело холодное оружие с отполированной от частого употребления рукоятью.
«Да уж, типичный варвар с железными мозгами собственной персоной», — подумал Ундума.
— Что же, ваше превосходительство, — вполголоса пробормотал Руш, хотя неблагозвучный норронский язык плохо подходил для тихой беседы. — Конечно, я с удовольствием вас выслушаю. Однако я не облечен властью и пользуюсь лишь правами неофициального советника, так что…
— Прошу вас, — остановил его Ундума, подняв руку. — В вашем распоряжении находится все вооружение, а ведь норр-самураи по-прежнему остаются самым влиятельным классом в Королевстве Двух Планет. Вдобавок вам непосредственно подчиняется весь генералитет. К тому же вас уважают в королевской семье. Я уверен, что могу говорить прямо с вами.
Руш не улыбнулся, но не посмел отрицать того, что было и так всем известно: он действительно являлся лидером партии воинственной аристократии, другом вдовствующей королевы-регентши и фактическим отчимом ее восьмилетнего сына, короля Хьялмара, — другими словами, этот человек был типичным диктатором. И, если он предпочитал сохранять негромкий титул и публично не афишировать свою власть, разве это что-то меняло?
— Я с удовольствием передам по инстанции все, что вы мне скажете, — неторопливо ответил Руш и добавил: — Трубку.
Последний приказ был обращен к его креслу, из которого моментально появилась зажженная вересковая трубка.
Ундума просто диву давался. Эти следующие одно за другим нарушения протокола просто обескураживали его. До сих пор, на протяжении всей трехсотлетней истории отношений между Землей и Королевством Двух Планет, с послом Земной Федерации здесь всегда обращались как с равным Богу или, по крайней мере, как с членом королевской фамилии.
Ни на одной из заселенных людьми планет независимо от того, как давно она отделилась от метрополии и как бы причудливо потом ни развивалась, никогда не забывали, что означала Земля — это родной дом человечества и колыбель цивилизации. Ни на одной из заселенных людьми планет… Неужели Норстад-Остарик пошли по пути Колреша?
«С биологической точки зрения это невозможно, — решил Ундума, внутренне содрогнувшись. — Да и с точки зрения эволюции культуры — тоже, во всяком случае пока». Однако все говорило о том, что Руш затеял какую-то политическую игру.
— Так я слушаю вас, — напомнил маркграф.
Ундума откашлялся и в отчаянии подался вперед.
— Ваша светлость, — сказал он, — за время своей миссии я не мог не обратить внимание на ряд публичных заявлений вашего правительства, равно как и на явные военные приготовления и прочие признаки…
— Вы забыли упомянуть о выкраденных вашими шпионами бумагах, — перебил посла Руш.
— Но милорд! — возразил Ундума.
— Мой дорогой господин посол, — усмехнулся Руш, — это ведь вы настаивали на откровенном разговоре. Мне известно, что у нас работают шпионы с Земли. Что ни говорите, а мобилизацию двух планет невозможно провести незаметно.
Ундума почувствовал, как по его телу заструился пот.
— Но… вы… ваше правительство заявляло… что эти меры вызваны необходимостью укрепления обороны, — заикался посол. — Я рассчитывал… во всяком случае, до последнего момента надеялся… что ваш народ одобрит направленный против Колреша союз Земли и Королевства Двух Планет.
Маркграф молчал. «До чего же тихо», — подумал Ундума. Но тут на щеках Руша появился румянец, шрам его покраснел, а глаза стали холодными, как никогда.
Затем маркграф медленно произнес сквозь зубы:
— Позвольте напомнить вашему превосходительству, что вот уже не одно столетие наш народ ждет, когда же Земля наконец поможет ему.
— В смысле?
Ундума так растерялся, что начисто позабыл про этикет. Но Руш не обратил на это внимания. Он поднялся с места и подошел к окну.
— Идите сюда, — сказал он. — Я хочу вам кое-что показать.
Из современного пластикового окна пользовавшейся дурной репутацией Чародейной башни открывался унылый вид. Небо вдали было темным, солнце давно село, и в северном Норстаде господствовала сорокачасовая морозная ночь, уже близившаяся к полуночи.
