Вячеслав Шалыгин - Dr.Сокол

И вот еще:

И главный стих из трех:

Да это именно то, что он искал. Если суммировать все ассоциации, то отыщется ответ на поставленный тайфуном вопрос. «Наиболее опасно меньшее…» Маэда замер, пораженный догадкой. Вот для чего ему было послано это испытание! Оставшись наедине с Тайка, он сумел очистить мысли и заострить восприятие до такой степени, чтобы не повторить ошибки уважаемых университетских теоретиков. Маэда хотел изгнать из души трусость и обрести мужество, а обрел нечто более важное — способность видеть истину и не обманывать себя, не прятать голову под крыло, даже если увиденное чудовищно.

Нет, пока он плохо понимал, что за истина показала ему свой краешек, но видел, что она черна, как ночь, и опасна, как… чума! Да, как страшная, средневековая эпидемия!

Тацуро заметался по комнате. Надо срочно с кем-то связаться! Но с кем? Кто заинтересуется очередной теорией по теме давно исчезнувших «частиц»? Такахаси? Нет, нельзя так вот запросто позвонить профессору и сказать: «Здравствуйте, я Маэда, старший инженер Лаборатории перспективных технологий корпорации „Мацусита“. Хочу сказать, что вы не правы». Столь ужасное нарушение правил недопустимо. Особенно для сотрудника такой солидной компании, как «Мацусита». Так можно подойти к какому-нибудь американцу, но не к именитому японскому ученому. К американцу! Лири! Это не его профиль, но у него наверняка найдутся знакомые инженеры-электронщики.

Тацуро приказал компу выйти в спутниковую Сеть и найти номер смарта американского метеоролога Малкольма Лири. Комплексный поиск занял целых восемь секунд, поскольку смарт доктора Лири был зарегистрирован на имя миссис Лири, проживающей почему-то в Великобритании, и его номер особо не афишировался. Наверное, по этой причине первой реакцией Лири было удивление, а первыми словами «Какого черта?!».

— Как вы меня нашли? — Доктор был сильно недоволен.

— Меня зовут Тацуро Маэда, — на сносном английском представился Маэда. — Я специалист по микроэлектронике из компании «Мацусита». Я имею в своем распоряжении новейшие поисковые программы. Простите, доктор, но дело весьма серьезное.

— Сейчас я занимаюсь исключительно Тайка! Другие дела меня не интересуют.

— Да, это касается тайфуна Тайка.

— Ну, — Лири тяжело взглянул на Маэду. — Что у вас?

— Кажется, я знаю, что за странные частицы принес тайфун.

— А-а, — протянул Малкольм разочарованно. — Я-то думал… Вас не удовлетворила теория Такахаси?

— Нет. Если говорить о теориях, ближе всех к истине были вы.

— Действительно? — Лири усмехнулся. — Разве среди гайджинов встречаются умные?

Демонстрируя, что оценил шутку, Маэда поклонился.

— Мельчайшие кристаллики соли. Так?

— Да, наверное. Если честно, дорогой Тацуро, я сказал первое, что пришло в голову.

— Вы были близки к истине. Только это не соль, это металл.

— Ну, металл. Не поваренной соли кристаллики, а солей магния, какая разница?

— Металл с заданной программой, — сверля доктора взглядом, упрямо продолжил Маэда.

— Это как? С памятью формы, что ли? А почему такими опилками? Ничего не понимаю! Говорите толком, Маэда. Времени в обрез. Мне надо Тайка догонять. Самолет уже отремонтировали.

— Если толком, то я думаю, что это… — Тацуро оборвал фразу и резко обернулся.

— Что? — нетерпеливо переспросил Лири. — Куда вы пропали, Маэда?

На экране докторского смарта появилась заставка с текстом «связь прервана». Малкольм закрыл смарт и покачал головой. Спустя полминуты приборчик вновь ожил, но теперь на связи был другой абонент.

— Что там? — буркнул Лири.

— Все в порядке, — печально потупив взор, ответил пожилой японец в строгом костюме. Он направил объектив смарта на распахнутое окно. — Несчастный случай. Любознательный инженер решил понаблюдать за тайфуном и не рассчитал свои силы. Скользкий подоконник, порыв ураганного ветра… «Мы сильны, как птицы с крыльями в половину неба. Но ветер сильнее…»

— Стихи, что ли?

— Белым этого не понять.

— Ладно, господин суровый лирик, мне пора… А жаль парня, сообразительный… был.

— Поэтому я и держал его под особым контролем. Рано или поздно он прошел бы путь Главного самостоятельно. Жаль, что мудрости у него было меньше, чем таланта.

— От такого открытия и у мудреца мозги взорвутся. Выскочит из ванны с криком «Эврика!» и побежит голым по улице.

— Только не японец. Наша мудрость в молчаливом созерцании.

— Конечно, — Лири снисходительно усмехнулся. — Ну, все, я уже опаздываю, Тайка уходит, а лучшей ширмы для распыления системных элементов нам не найти. Пока он над головой, никто же в небо не смотрит и что мы там творим, не видит. Ты, Акиро, сам доложи Главному, что миссия «Ливень» продвигается успешно, инсталляция началась… ну и так далее. Слышишь?

— Доложу, — сказал японец, не отрывая задумчивого взгляда от окна.

— Басё?

— Маэда, — японец повернулся к столу и закрыл стоящий на нем комп. — Он пытался писать стихи. Летите дальше, док. Распыляйте элементы спокойно. Я доложу…

По большому счету, все города одинаковы. Разница в местечковых традициях и ритме жизни. Где-то царит деловая суета, где-то сонная лень, в одних городах люди энергичны и целеустремленны, в других склонны к скрупулезному анализу причин застоя, а потому бездельничают и «пеняют на зеркало». Но главный принцип существования города неизменен, и в его основе лежит парадокс: в любом из мест компактного проживания люди страдают от концентрированного, отравляющего душу одиночества. Чем город меньше, тем ниже концентрация яда, но хотя бы в следовых количествах тоскливое одиночество и парадоксально связанная с ним боязнь новых людей присутствуют всегда. В райцентрах побуждают недолюбливать чужаков, в губернских городках они провоцируют зависть к «согражданам-выскочкам», сумевшим прорастить хоть какое-то зерно преуспевания на чахлой ниве провинциального оазиса, в городах-миллионерах формы отчужденности из-за одиночества в толпе вовсе чудовищны. Здесь чужаками становятся даже ближайшие соседи. Люди смыкают створки крошечных раковин семьей и лишь изредка неохотно раскрывают их узкому кругу немногочисленных знакомых. Здесь люди живут не вместе, а рядом — разница огромна, как расстояние между побережьями океана. Соответственно степени отравления одиночеством формируется и психология горожанина. Он ярко выраженный индивидуалист, даже если никакой яркой индивидуальностью не обладает, он приспособленец, поскольку иначе в каменных лабиринтах просто не выжить, и еще он всегда готов к любым крайностям — от унижения до преступления. Честный и порядочный человек в городе — это тот, кто лезет к кормушке не по головам, а хотя бы по плечам. А уж если город — столица, все сказанное о «миллионерах» следует умножить на десять.