себе.
Для тренировок использовался обычный планёр. Без хитроумном прозрачной оболочки и мускульного движителя. Даже без кислородных аппаратов.
Аппарат в управлении действительно оказался довольно простым. Я сразу смекнул, что полагаться следует больше на собственные ощущения воздушного потока, чем на теорию. И оказался прав. Уже после десятка полётов я ощущал механические крылья продолжением собственного тела. И на аттестации мне присвоили высший балл.
Я ждал очередной встречи с Даниилом. Надеялся, что у него получится повидаться со мной до вылета на миссию. Мне было важно знать, что подготовка идёт по плану; что имеет смысл стараться и цепляться за жизнь во что бы то ни стало.
Но он не появился. Ни в первый день, ни на десятый, когда мы уже начали ждать подходящую погоду для миссии.
Впрочем, он нашёл способ передать сообщение. Правда, я не сразу сообразил — очень уж необычным был способ коммуникации. Ближе к концу обучения я заметил, что немного изменился способ подачи блюд, но не придал этому большого значения. Подумал, что просто команда вестовых поменялась, поэтому начали по-другому размещать приборы и тарелки. И только на третий день меня вдруг осенило, что бумажные салфетки издалека немного напоминают российский герб. Это едва ли было случайностью — чтобы сложить их так относительно других столовых предметов, требовалась определённая сноровка.
Наконец, пришла безветренная облачная ночь. Уже вечером ко мне в расположение пожаловал начальник базы. Сообщил, что пилот буксира уже готов, ожидает в кабине. Запросил моей формальной готовности к миссии. Конечно, я подтвердил эту готовность. И уже через четверть часа армейский внедорожник доставил меня в замаскированный бункер, где находился прозрачный аппарат.
Я лично провёл предполётный осмотр. Тщательно проверил все крепления и тяги. Не забыл про кислородное оборудование и систему обогрева комбинезона. Всё было в норме.
Буксир стартовал без толкачей. На случай, если вдруг где-то у горизонта дежурят вражеские разведчики — чтобы не засекли вылет. Поэтому взлёт и набор высоты были долгими и немного нудными.
Мы расширяющейся спиралью поднимались над аэродромом. В облаках начало заметно трясти, и я с тревогой прислушивался к скрипам и стонам в крыльях. Достаточно ли прочный этот экспериментальный материал?.. испытания вроде подтверждали характеристики, но в реальных боевых миссиях такие аппараты пока не участвовали. Ещё я опасался обледенения. На маленьком планёре от него не было никакой защиты. Поэтому оставалось надеяться, что слой облаков не слишком мощный.
Наконец, облака остались внизу. Это произошло мгновенно — словно покрывало сдёрнули. Хлоп — и над головой миллиарды звёзд, складывающихся в незнакомые созвездия.
Мы продолжали двигаться по спирали. И только набрав значительную высоту, когда я уже вынужден был перейти на кислородное дыхание, двинулись в сторону линии фронта.
Холодало. Но я старался до последнего экономить резерв химических грелок — полёт предстоял неблизкий. Чем дальше мне удастся забраться за линию фронта, тем больше шансов на успешное выполнение миссии.
Когда кисти рук и кончики стоп уже начали терять чувствительность несмотря на то, что я их непрерывно массировал и разминал, буксировщик расцепил фал.
Лишённый тяги, планёр провалился вниз; в желудке привычно защекотало. Я направил нос аппарата вниз, увеличивая скорость. Вместе со скоростью возросла и подъемная сила. Аппарат стабилизировался.
Я сориентировался по компасу и скорректировал курс. Навигационное оборудование планёра было крайне скудным — кроме космоса имелся примитивный жидкостной авиагоризонт. Конечно, ни о каких гироскопах не могло быть и речи. Впрочем, и этот прибор мог быть крайне полезен при полёте в условиях ограниченной видимости. Например, в облаках.
Кстати, об облаках. Сразу за горами, которые мне предстояло преодолеть, возвышался огромный облачный столб, то и дело озаряемый сполохами молний. Метеорологи допускали такой вариант погоды — с моря дул тёплый бриз, который, упираясь в горы, создавал разницу давлений, вызывающий в этом районе частые ночные грозы.
Неприятно. Придётся идти в обход — а это потеря резерва высоты. Можно было выпустить винт и попытаться выиграть расстояние, но на этой высоте вреда от этого действия могло быть больше, чем пользы. Следовала сначала снизиться хотя бы до пяти тысяч метров. То есть, горы нужно преодолеть за счёт имеющегося запаса высоты. Без вариантов.
И мне это благополучно удалось. Главный хребет я перемахнул на удивление удачно, почти не потеряв высоту. Уже было расслабился, думая, как вернуться к намеченному маршруту, обойдя грозу южнее. Но именно в этот момент я друг почувствовал, как проваливаюсь. Сходные ощущения испытываешь, когда пассажирский лайнер попадает в воздушную яму.
Альтиметра на борту не было. Даже барометр отсутствовал, так что потерю высоты оценить было очень затруднительно. Но, судя по ощущениям, снижался я пугающе быстро.
При этом ветер всё так же гудел в крыльях, планер отлично слушался. Значит, по крайней мере, снижения скорости не произошло. Возможно, я попал в локальный нисходящий поток, который затягивался грозой в область низкого давления.
Я резко отвернул налево, ещё сильнее уходя с намеченного курса. Только так можно было отойти от грозы на достаточное расстояние, и попытаться поймать восходящий поток.
Облака приближались пугающе быстро. Я оглянулся. Горные вершины встали у горизонта. Значит, потеря высоты была достаточной, чтобы выпустить толкающий винт.
Покрутив рукоятку, расположенную над обзорным иллюминатором, я убедился, что винт благополучно вышел и зафиксировался. Разблокировав его, я увидел, как он раскручивается набегающим потоком.
Активировав высшую передачу, я надавил на педали. Сопротивление было неожиданно сильным: как будто поднимаешься на крутую гору. Но экономить силы сейчас было не время. К тому же, после высоты и холода, физическая работа была для меня благом.
Я давил на педали изо всех сил, глядя на белеющий в звёздном свете облачный океан. Он неумолимо приближался, несмотря на все мои усилия.
В этой борьбе за высоту я чуть не совершил ужасную ошибку. Я так старался держать высоту, что слишком сильно задрал нос. В итоге потерял скорость, а с ней — остатки подъемной силы. Только в последний момент, каким-то чудом почувствовав, что сейчас машина окончательно потеряет управление, я резко оттолкнул рукоятку управления от себя. И с нарастающей скоростью воткнулся в облака.
Стало темно. Полноценного освещения в кабине не было — только люминесцирующая краска на приборах. И
