нажрётся!
Золотистые глаза неотрывно сверлили меня пронзительным взглядом. Кровь всё уходила и уходила, падая чёрными каплями на мокрую зелёную траву. Вместе с кровью из меня вытекала жизнь. И боль тоже вытекала, освобождалась. Ноги слабели, и я почувствовал обречённость.
А, и хер с ним, Немой! Будь, что будет!
Шершавый язык коснулся кожи, прошёлся по ней, словно тёрка. И ещё. И ещё.
Рану прижигало едкой слюной, кожа едва не дымилась. Кровь сворачивалась сухими сгустками и исчезала в пасти чудовища.
Только бы устоять, не упасть.
Трёхголовый, дышащий огнём змей не просто зализывал мои раны. Его грубые шершавые языки снимали с меня всё лишнее. Сдирали шелуху будничных дней. Слизывали коросту страхов и обид. Убирали память о ненужном, оставляя под собой чистую, словно новорождённую душу.
Я чуть повернул голову и умудрился глубоко вдохнуть чистый, сладкий горный воздух. Холод хвойным привкусом наполнил лёгкие, в голове прояснилось, как будто я только что проснулся. Или только что родился.
Змей в последний раз лизнул мою грудь и отошёл на шаг. Я пристально посмотрел в его неподвижные золотистые глаза и не увидел в них ничего. Ни разума, ни чувств. Только равнодушное, хотя и живое пламя.
— Можешь мне что-нибудь рассказать про кощея? — едва разлепляя сухие губы, спросил я.
Услышав мой голос, змей насторожился. Тёмные вертикальные зрачки сузились в золотом пламени.
— Откуда он взялся? Как его победить?
Чудовище подняло головы к небу и расправило широкие жёсткие крылья. Я скользнул взглядом по его чешуйчатому брюху и заметил розовые набухшие бугорки, которые выступали из-под чешуи.
Змей замер на краю пропасти и опрокинулся вниз.
Бля!
Ты куда собрался, гад?!
Я, не раздумывая, сделал шаг вперёд и упал в пропасть вслед за змеем!
Мутные клубящиеся облака метнулись ко мне. Я провалился в них, словно в мокрую вязкую вату и пробил насквозь. Перед глазами мелькнула бурлящая река. Я услышал далёкий рёв воды. Увидел, как пенные серебристые языки лижут подножия серых каменных хижин.
Плотный воздух, словно кулаком, ударил меня в плечо, перевернул. Сверкнуло ослепительно-голубое небо, затем — бешено несущийся вверх серый скалистый склон. И снова река — в этот раз так близко, что холодные брызги воды почти долетели до меня.
Я зажмурился, ожидая удара.
Кривые когти впились мне в плечи. Едва не оторвав руки, рванули вверх. Я потерял сознание.
***
— Ты ипанулся, что ли? Куда ты прыгаешь-то?
Я открыл глаза.
Под спиной чувствовалось что-то жёсткое, неудобное. Надо мной наклонилось озабоченное седобородое лицо.
— О, пришёл в себя! Ну-ка, выпей!
Ко рту, больно прищемив нижнюю губу, прижался край какой-то посудины. Я сделал несколько глотков.
Тёплая, сладковатая и очень жирная струя потекла в желудок.
— Драконье молоко, — сказал всё тот же голос. — Ну, садись! Хватит на камнях-то валяться!
Я сел, опираясь на подрагивающие руки. Плечи и грудь болели. Но ран или ссадин на теле не было. Так, пара синяков.
Прямо передо мной, в скальной стене виднелся тёмный провал пещеры. Возле пещеры на тканом коврике сидел старик с длинной седой бородой. Он завернулся в белое покрывало, а худые босые ноги поджал под себя. В руках старик держал глиняную чашу с каким-то белым напитком.
Старик сочувственно улыбнулся мне.
— А может, перекинешься? Это хорошее колдовство, полезное! А я тебе молоко вот тут поставлю, чтобы удобнее было.
Он осторожно поставил чашу между камней.
— Пей всё, только не опрокинь!
Старик легко поднялся и отошёл на несколько шагов.
— Давай, не бойся!
А хер ли мне теперь бояться? Может, и вправду, самочувствие улучшится. А то ощущение, как будто меня ногами пинали.
Давай, Немой! Перекидываемся!
В голове звонко щёлкнуло.
Я с трудом поднялся на лапы и подошёл к чаше. Сделал глоток, ещё один. Молоко было вкусное, жирное, с приятным сладковатым привкусом.
Я остановился только тогда, когда язык вылизал всю посудину чуть ли не досуха. По телу разлилось приятное тепло. И сил прибавилось. Только живот теперь тугой, как шаманский бубен.
Я с трудом перевёл дыхание. Принялся было вылизывать шерсть на животе, но услышал смех и опомнился.
Перекидываемся обратно, Немой!
— Ну, ты даёшь! — звонко хохотал старик.
Чего даю-то? Кот, как кот. Подумаешь!
— Иди вон, сядь на коврик! А то задницу простудишь. И рассказывай — зачем явился?
Я сел на тонкую тряпицу. Подумав, поджал под себя ноги. И стал рассказывать.
Внимательно выслушав меня, старик покачал головой.
— Надо же, как всё изменилось в мире. Кощей стал злом?
— А что, раньше не был? — спросил я.
Старик мягко улыбнулся.
— Раньше люди не поклонялись силе и золоту. Вот и страха в них не было.
— В смысле?
— Хер на коромысле! — передразнил меня старик. — Если ты веришь, что сила важнее всего — значит, боишься тех, в ком её больше. А когда поклоняешься золоту — боишься его потерять. Таких вот богов вы себе выбрали!
— А вы — не такие? — ехидно переспросил я.
Но старик не обратил внимания на мой выпад.
— Когда-то кощей был воином. Божьей карой. Он находил людей, сердца которых заражены страхом, и забирал их. Но теперь...
— Теперь ваш кощей вообще охренел! — невежливо перебил я старика. Нет, я понимаю, когда он в Хворобу пролез! Но Глашку-то зачем было трогать?!
Не то, чтобы я хотел обидеть старика. Но злость и боль требовали выхода. Это надо — добрался, хер его знает куда, а мне вместо ясных ответов подсовывают туманные рассуждения! Да ещё и намекают, что мы сами во всём виноваты.
— Помочь можешь? — прямо спросил я старика.
— Могу, — не сразу отозвался старик. — Но сражаться с кощеем тебе придётся самому. Для вашего мира я почти не существую.
Бля!
— А здесь другой мир, что ли?
— Здесь никакой мир, — ответил старик. — В нём нет времени. Пока ты здесь — в твоём мире ничего не происходит.
Ну, так-то оно и к лучшему! Меньше времени зря потеряю, если что.
Я немного расслабился и спросил:
— Расскажи мне про Ягу. Твой зверь пьёт её кровь. Ей больно, но она продолжает служить вам. Зачем это всё?
Старик прикрыл глаза и снова улыбнулся.
— Яга — это мост между тем миром и этим. Она кормит своей кровью Горыновну. Я пью драконье молоко и таким образом имею доступ ко времени. Маленькую надежду на возвращение в мир.
— А что взамен получает Яга?
— Бессмертие. Точнее — очень долгую жизнь. Некоторых это привлекает, знаешь ли.
— И это добровольно? — угрюмо спросил я.
— Конечно, — улыбнулся старик. — Богам нельзя служить иначе.
— Ну, хер его знает! — засомневался я. — Вечно поить вас своей кровью — так себе удовольствие.
— Яга всегда может отказаться, — мягко подтвердил старик.
— Ты сказал, что можешь помочь, — напомнил я старику.
— Да, —
