Некоторое время Лундстрем молчал, заново переживая происшедшее, потом внимательно посмотрел на Акселя, пытаясь определить, какое впечатление на новичка произвел его рассказ.
— На следующий день передо мной долго извинялись, говорили, что такого развития событий никто не предполагал, что происшедшего просто не должно было случиться. Мне сказали, что производился эксперимент, понимаешь? Экзаменовали какой-то новый ЧИП и управляющую его работой систему искусственного интеллекта. Потому и на практику она попала именно ко мне — специалисту по поведенческим структурам. Естественно, мне ничего не сказали. Официальным отчетом считался мой отзыв о стажере. На следующий день мне собирались обо всем рассказать, и попросить написать официальное заключение… Вот такой оказалась моя первая, запоздалая любовь,— продолжил Юл через некоторое время с легким оттенком иронии в голосе.— Не думай, Сол, что я шучу. Я действительно любил Линду, хотя и понял это лишь после того, как осознал, что любовь моя бессмысленна. Сейчас я уже смирился с потерей, хотя это оказалось и непросто. Но с тех пор, как я сумел перебороть себя, я все чаще вспоминаю Линду, как недостижимый в реальной жизни идеал. Идеал, который я сумел полюбить, и который оказался всего лишь приводящей в действие омерзительный стальной костяк гидравлической системой, управляемой сверхсовременным микрочипом…
Несколько минут Лундстрем сидел, неподвижно уставясь в одну точку, словно сам превратился в кибернетическое существо, о драматических взаимоотношениях с которым он только что рассказал. Через минуту придя в себя, Юл рассеяно поглядел по сторонам, поднял глаза на Акселя, и взгляд его наполнился подозрительностью. Внезапно глаза его резко расширились, словно на месте собеседника он увидел омерзительную гадину и, прежде чем тот успел увернуться, накинулся на Сола.
— И ты, Брут?! — взревел он, зачем-то цитируя классика.— Проклятый робот — думал перехитрить меня?!
Потеряв остатки здравого смысла, Лундстрем потянул Акселя за карман драгоценного уплаволового пиджака, да так, что, несмотря на сверхпрочность ткани, Сол всерьез испугался за ее сохранность. Стремясь освободиться, Хук машинально перехватил его руку, и тогда Юл завизжал не своим голосом.
— Пусти меня, мерзкая железяка! Я приказываю тебе перейти в дежурный режим! Механик! Механик! — начал звать он.— Немедленно отключите устройство!
Лундстрем извивался, как червяк на рыболовном крючке, и орал, как стадо павианов, завидевших крадущегося к их детенышам леопарда. Наконец, ему удалось вырвать ладонь из руки Акселя. Сол несколько растерялся, потому что никогда прежде ему не приходилось попадать в столь комичную и вместе с тем не лишенную драматизма ситуацию. Неожиданно за спиной очкарика выросла громоздкая фигура черноволосого гиганта, того самого, что еще сидел в зале. Он бесцеремонно ухватил Лундстрема под мышки и выволок не прекращавшего взывать о помощи хлипака из библиотеки. Аксель невольно посмотрел в сторону двери, когда из темнеющего проема донесся густой бас верзилы:
— Эй, санитары! Заберите Лундстрема! У него начался приступ!
Пару минут спустя, гигант вернулся и, кивнув Акселю, уселся рядом с ним.
— Не расстраивайся, приятель, для Юла такое поведение в порядке вещей.— Он покачал головой и, одобрительно взглянув на Сола, кивнул ему.— А ты молодец, не поддался панике.— И, подумав о чем-то своем, продолжил: — Не знаю, куда смотрит доктор Фуджи. Это сейчас нас всего четверо, а обычно клиника забита пациентами. Представляете, что происходит, когда этот парень каждому из пятидесяти клиентов рассказывает историю своей дурацкой любви, причем с неизменной истерикой в финале? Тут не то, что не вылечишься, наоборот — психом станешь,— резюмировал он.— О Лундстреме не беспокойся,— неожиданно переключился черноволосый, сразу начав обращаться к новичку на «ты».— Всего час сна, и он забудет обо всем, что здесь произошло… Меня зовут Годдард.— Он сжал протянутую Акселем руку.— Тревор Годдард.— Тут он неожиданно наклонился к Соломону и прошептал: — Называй меня так, но знай, что это не мое имя. На самом деле Тревора Годдарда нет на планете Земля, а ты разговариваешь с его биоэнергетической копией, не с человеком.— Сейчас, на четвертой попытке, чего-то подобного Аксель и ожидал, а потому лишь посмотрел на Тревора внимательным взглядом, после чего понимающе кивнул. Годдард в ответ улыбнулся и приложил палец к губам.— Надеюсь, ты понимаешь — никому ни слова! — Аксель вновь кивнул.— Я сразу понял, что ты свой,— удовлетворенно констатировал черноволосый верзила,— я всегда распознаю андромедянина, а вот земляне нас не различают. Впрочем, что с них взять;— отсталые существа. Впрочем, оно и к лучшему — меньше окажется проблем с колонизацией планеты. Будем держаться вместе! — Тут он с такой силой хватил Акселя по плечу, что тот едва не покачнулся.— Отлично! Прижмем местных к ногтю… Знаешь, как я скучаю по своим!
Он сделал неопределенный жест рукой, заговорщически подмигнул Солу и вышел. Аксель понял, что остался один, но не смог удержаться от непроизвольного желания оглядеться, словно всерьез опасался, что где-то под столом прячется еще несколько психов. Как и следовало ожидать, никого в библиотеке не оказалось. Тем не менее он встал и прошелся по залу. На всякий случай оглядел стены и полки. Проверил, не прячется ли кто-нибудь за спинками кресел. Невольно ему припомнились слова Годдарда: «Здесь не то, что не вылечишься, психом станешь»… М-да, очень похоже на правду. Остановившись у ближайшего стеллажа, он машинально посмотрел на роскошные переплеты. На первый взгляд, книги производили впечатление очень старых: кожаные корешки с золотым тиснением, пожелтевшая от времени бумага, но значок производителя на последней странице уведомлял, что в руках у Акселя всего лишь факсимиле, на пластике, прекрасно имитирующем давно вышедшую из употребления бумагу.
Аксель прочитал некоторые из оттиснутых на корешках названий. На полке рядом с ним стояли труды величайших философов античности, чуть дальше — работы мыслителей эпохи Возрождения и так далее. Ницше мирно уживался с Конфуцием, а Библия — с Махабхаратой.
На столе, за которым сидел Цезарь Оптимус Плиний, остался лежать открытый примерно на середине толстый том. Машинально взяв его в руки, Хук прочел на обложке: «Роджер Желязны. Хроники Амбера». На полях и между строками он увидел сделанные от руки карандашные пометки. «Полнейшая чушь! Годится только для сказочного романа!» «Не лишено практического смысла. Стоит на досуге попробовать». «Изумительное предвидение! Жаль, доступно лишь счастливому обладателю развитого художественного таланта». Создавалось впечатление, что Цезарь настойчиво искал путей возвращения в свой иллюзорный мир.
