Итак, первый день подошел к концу. Он познакомился со всеми пациентами, каждый из которых находится здесь достаточно длительное время, а значит, может считаться потенциальным обладателем необходимой Акселю информации. Исключение составляет разве что Тревор Годдард, появившийся в клинике лишь несколько дней назад. Никого из обслуживающего персонала он так и не увидел и начал склоняться к мысли, что в отпуске находятся практически все. Это означает, что никаких горничных он не встретит, что еду готовит киберкухня — чья ценность в качестве источника информации равна нулю,— а из медицинского персонала доктору Фуджи остались помогать только два однояйцовых медбрата.
«Это плохо… Просто хуже не бывает», -подумал он. — Дальше. Оба санитара охотно откликаются на приветствия и вообще выглядят коммуникабельными парнями, но Аксель имел уже не одну возможность убедиться, что дальше необходимой вежливости их доброжелательность не распространяется — ни тот, ни другой на контакт с Соломоном идти не пожелал. Сам доктор Фуджи оказался словоохотливым и вполне доброжелательным человеком, но всерьез рассчитывать на то, что он станет давать одному из своих пациентов характеристики на других, всерьез не приходится. Остается надеяться разве что на случайные оговорки. Итак, придется рассчитывать только на собратьев по несчастью да на собственные силы…
Аксель уже доедал десерт, когда в дверь постучали. Он поднял голову и увидел в дверном проеме огромную фигуру Годдарда. Одним взглядом окинув комнату, он улыбнулся.
— Уже отобедал? Это хорошо. Идем. Санитары уберут посуду.— Вот как, санитары. Аксель не ошибся в выводах.
Соломон не заставил себя упрашивать, положил ложку на край тарелки, поднялся из-за стола и направился за своим провожатым. Несколько минут они молча шли коридорами. От нечего делать, Сол пытался угадать, куда они идут, но тут Тревор толкнул одну из дверей и отошел в сторону, пропуская его вперед. Соломон шагнул в дверной проем и обнаружил, что внутри комнаты собрались все. Все четверо — та самая компания, с которой он имел удовольствие познакомиться в библиотеке. Когда Аксель вошел, Мэтисон попытался прикрыть книгой нечто, напоминающее электробритву.
— Расслабься, старина.— Годдард кивнул и успокаивающе поднял руку.— Этот парень — наш — я лично его проверил.
Лично проверил, значит… Прямо-таки заговор идиотов, а он, Соломон Хук, сподобился чести стать среди них своим. Ладно, посмотрим… Тимоти облегченно вздохнул и, отложив книгу, взял черную коробочку. Коробочка оказалась последней моделью портативного всеволнового головизора. Вот, значит, что имел в виду Юл, говоря о молчаливом согласии доктора Фуджи. Имея элементарное желание, местонахождение такого устройства в клинике ничего не стоит определить по излучению гетеродина. Фуджи ограничился словесным запретом. Что же это? Наивность? Как психолог, доктор должен понимать, что запрет стимулирует желание нарушить его. Значит ли это, что ему желательно возникновение таких вот «тайных сообществ»? И если «да», то с какой целью? Отдушина для психов? Сомнительно… а может быть, и нет…
— Старик совершил ошибку! — заметив недоумение на лице Хука, рассмеялся Юл.— Ему следовало запретить привоз в клинику личных вещей. Он же ограничился лишь перечнем нежелательных предметов.— Включай, Тимоти. Сейчас начнется итоговый обзор…
Небольшой голошар приемника замерцал голубоватым инеем, и Аксель с удовлетворением отметил, что этих четверых, как и его, интересуют не шоу-программы и театральные постановки, а, в первую очередь, канал Мировых Новостей.
Затаив дыхание, Аксель слушал о панике на бирже, вызванной мощной волной банкротств частных компаний, занимающихся выпуском высокотехнологичной продукции. Покончив с сенсацией дня, диктор сообщил, что общественность требует от Лиги воссоздания Биржи Труда и выплаты оставшимся без работы специалистам пособий. Он долго смаковал тему, после чего пошли интервью. Функционеры Лиги выглядели явно растерянными, объясняли причины кризиса явно неубедительно, неуверенно заверяли, что правительство не допустит полного краха… что оставшиеся без работы граждане получат компенсацию и будут трудоустроены. Вновь заговорил обозреватель, задавая резонный вопрос: если происходящее не является крахом, то что же нас еще ожидает? И где Лига возьмет средства на компенсации? И каким, наконец, образом надеются трудоустроить сотни миллионов потерявших работу законопослушных граждан, жизненные планы которых в один день полетели под откос?!
Обозреватели, ответственные лица, эксперты сменяли друг друга, давая порой прямо противоположные объяснения происходящему, оценивая перспективы категориями от «грядущего в ближайшие дни полного краха» до «скорой реорганизации и последующего взлета» мировой промышленности.
— Ну и как тебе, дружище? — поинтересовался Тревор, когда шарик голополя погас, а сам приборчик упокоился в кармане пиджака Тима Мэтисона.
— Думаю, никто из них ни черта не понимает в происходящем,— осторожно заметил Аксель. Он прекрасно сознавал, что высказывание достаточно смелое, ибо демонстрирует здравомыслие, которым, как оказалось, не могут похвастаться ни чиновники Лиги, ни эксперты, ни журналисты… По крайней мере, не те, что выступали в информационном блоке, хотя среди них Аксель узнал немало весьма известных и уважаемых мастеров своего дела.
— Я знал, что ты разберешься…— Годдард одобрительно похлопал Акселя по плечу кончиками пальцев, в то время как остальные молча прислушивались к их разговору.— Я спрашиваю о другом: где кроются истоки происходящего?
Вот оно как? Ему подай полный анализ причин, приведших к непонятным пока последствиям. Вполне достойный психа вопрос.
— Я пока не понимаю, к чему вообще движется дело,— тщательно подбирая слова, заговорил Аксель.— Среди банкротов я услышал лишь названия фирм, специализирующихся на выпуске высокотехнологичной продукции, а это означает, что в скором времени наступит дефицит потребительских товаров названной категории…— Он кивнул на карман Мэтисона.— Тех же средств связи, транспортных средств, синтезаторов пищи и так далее. Неизбежна волна недовольства. Наверняка посыпятся требования к Лиге запустить остановленные производства. Наступит небольшая паника, и все вернется на круги своя. Наверняка кто-то сумеет здорово погреть на происходящем руки, но меня это мало трогает. Ясно как день, что через полгода все забудут о происшедшем, и только экономисты будут продолжать ломать головы над причинами случившегося.
Пока он говорил, остальные слушали, и только Годдард продолжал удовлетворенно кивать, словно каждое слово Акселя соответствовало его собственным выводам.
