за ними надо ехать.
— Да. А уже готовый продукт в деревне выменять на продукты животноводства — как нефиг делать. Жидкая валюта. То есть, машина, плюс даруемые её возможности по расширению производства, вполне заменяют домашнюю скотину. Кроме того, можно чаще навещать родню. В том числе и любимую тещу.
— До Ставрополя на машине пилить?
— А чего бы и нет? На заграничные вояжи денег у нас один хер не предвидится, а так хоть страну посмотришь. Не все же вам в Ташле сидеть?
— Тоже верно.
— Кроме того — в тот же город смотаться на выходные, по хозяйству всякое привезти-увезти. На автобусе — охренеешь. Особенно с сумками.
— Или самогон можно в соседние села возить на продажу! Или таксовать!
— Вот! Понимаешь мысль! Давай — еще накидывай…
***
Стоя перед библиотекой, Тарасов еще раз оглянулся. Когда страсти немного улеглись, он еще раз осмыслил случившееся. О том, кто убил Даниэля, знает только Митрофанов. И, похоже, старый прапор эту тайну сохранит. Возможно, конечно, есть какой-то сверхъестественный механизм оповещения об этом, но, учитывая, что за самим Митрофановым начали охотится, только когда тот стал болтать, маловероятно. Если это не совпадение и пассажиры «Гелендвагена» связаны с ангелом, они точно знали, куда тварь пошла, но не могли знать, на кого она там нарвалась. И они, скорее всего, уже никому ничего не расскажут. Знал ли еще кто-то, куда они поехали и с кем? Возможно. Но точно не знал, что случилось, иначе бы машину нашли гораздо раньше. И, даже, если станет ясно, что ангел пошел в часть и там был убит, то внутри есть человек, уже убивавший ангела. Логично думать именно на него. Или на загадочное «осведомленное» лицо. Но уж точно не на случайно и очень вовремя нашедшего «Наган» Старшину.
Успокоив себя таким образом, Тарасов выдохнул и зашел в библиотеку. В читальном зале было все как в тот раз. Студентка уронив, голову, дремала за стойкой, все еще сжимая в руке карандаш. Старшина, уже знавший, как тут все работает, подошел и скомандовал: «Подъем!»
Несколько книгочеев в зале, вскинулись, дабы жестоко испепелить взглядом нарушителя священной тишины, но, увидев форму, немедленно уткнулись обратно в свои конспекты, пытаясь не шевелится и не привлекать внимание.
— Доброе утро, Алиса… Как спалось?
— А? Вы меня знаете? — студентка потерла лицо и прищурилась, пытаясь собрать в кучу расфокусированный взгляд, — Погодите! Вы же тот офицер..! С которым мы про Сашу говорили, да?
— Да. Только я не офицер, а прапорщик.
— Серьезно? Это разное?
— Разное.
— А я читала, что это было первое офицерское звание?
— Давно и при царях. Сейчас дореволюционному «прапорщику» соответствует звание «младший лейтенант». А нынешний прапорщик — это между сержантами и офицерами.
— Как интересно…
— Куда интереснее, почему генерал-лейтенант выше по званию, чем генерал майор? Сам до сих пор голову ломаю, как так вышло.
— Вам почитать что-то? — повернувшись к ящикам, Алиса нашла нужный формуляр, — Опять про мистику? Так — это вы читали, это тоже.
— А ты откуда знаешь? Я, когда летом заходил, тебя тут не было?
— Каникулы! Но карточка-то ваша вот. Тут все книги записаны, которые вы брали.
— Серьезно? А можно задать тебе личный вопрос?
— Прям личный-личный?
— Двусмысленно прозвучало… — Старшина задумчиво огладил усы, — Скажем так: я понимаю, что у вас своя этика и это… Библиотечная тайна…
— Библиотечная тайна?
— Я просто хочу узнать, что другие по этой теме читают. Ну те, кто этим увлекаются. Можно?
Алиса медленно покачала головой из стороны в сторону.
— Ну нельзя, так нельзя. Ладно — давай мне то, что я еще не читал.
***
Тарасов просидел в библиотеке до упора и оторвался от чтения только когда Алиса сказала, что ей уже пора закрываться. Взяв несколько книг с собой, он вышел и закурил. На улице было еще светло, но аллея уже опустела — рядом, на волжском склоне был большой полузаброшенный парк, носивший ироничное название «Парк Дружбы Народов», который всем видом намекал на состояние этой самой дружбы в данный момент и приличные люди избегали подобных мест в ночное время.
— Тебя проводить? — предложил Старшина, увидев вышедшую из здания Алису, — А то как-то безлюдно вокруг.
— Мне на остановку. В ту сторону.
— Подойдет. Мне на автовокзал. Доеду на трамвайчике…
От аллеи донесся молодецкий посвист и окрик: «Эй, солдатик! Сюда подошел!». Посмотрев в ту сторону, Тарасов увидел гоповатого вида троицу забравшуюся с ногами на скамейку.
— Не понял… Это что еще за еп твою мать?
— Это «Гусь»… Они вас, наверное, с Сашкой перепутали… Они не знают, что он уехал.
— Что за «Гусь»? Знакомый твой?
— Да ну так… Я встречалась с ним раньше… Никак не отстанет… Сашка его побил, теперь он с друзьями его караулит.
— Киселев? Ты смотри… — окрик повторился в еще более дерзкой форме, — Спокойно. Сейчас урегулируем.
Сунув Алисе пакет с книгами, Старшина решительным шагом двинулся к компании, которая восприняла исполнение их требования как победу и с ходу зарядил сидевшему в центре в лоб, опрокидывая его с лавки. Двое оставшихся попытались вскочить, но, отхватив симметричные подзатыльники ушли следом.
— Вы че, гопота сутулая!? Список проебали, кого бояться!?
— Ты кто такой? — до «Гуся» с сотоварищи наконец дошло, что перед ними не боец их возраста, а кое-кто постарше.
— Я? Прапорщик Тарасов. А вы кто такие? Сколько лет? Размер сапог? Почему не в армии?
— Слышь, дядя, — судя по дрожащему голосу, говоривший скорее брал на понт, чем реально был уверен в своих силах, — Ты чего с ней гуляешь? Это моя баба!
— Поскольку учебник истории ты скурил, информирую: крепостное право у нас упразднено аж в тыща восемьсот шестьдесят первом году. С тех пор никаких «твоих баб» у тебя быть не может. Так что бери подружек и вали отсюда, пока ветер без камней.
— Это моя баба… — приятели дергали его за рукав, но «Гуся», похоже, заклинило.
— Это не «твоя» и не «баба»… — , - Во первых, у неё есть имя, а во вторых, мое терпение не безгранично.
— Это моя баба…
Шагнув вперед, Тарасов схватил упрямца за ухо, вывернув его до треска. «Гусь» попытался махать руками, но быстро понял, что так становится только хуже.
— Мой милый мальчик… Ты еще не в курсе, но в этом злом, жестоком мире есть люди, которых лучше не доебывать. Так вот это я… — голос Старшины превратился в зловещий шипящий шепот, — У меня тут был, недавно, один придурок, который упорно не хотел понимать, что никаких «его баб» не бывает. Понимаешь: «Был»? Пару недель назад сослуживец на его вдове
