Дальше была сцена в формате «врач запретил санитарам вязать буйно-помешанного: пусть выплеснет избыточную моторику и успокоится сам».
Вадим лихорадочно искал свой фонарь, потом зачем-то пытался запихнуть спальник в рюкзак, хотя, по логике, прятаться можно и без спальника.
Панин во время этих манипуляций ласково спрашивал о причинах беспокойства, Вадим отвечал резко, сердито, не понимая, как можно быть таким глупым и не понимать всю глубину надвигающейся опасности.
Догадавшись наконец, что можно обойтись без рюкзака, Вадим побежал, прихрамывая (зашиб ногу, когда падал с топчана), через коридор, в камере напротив укрылся в зарешеченной половине, закрыл дверь решётки и стал взывать к благоразумию соратников.
– Давайте все сюда! Бегом! Сейчас начнётся!!!
Соратники присоединяться к Вадиму не спешили. Все остались возле опочивальни в коридоре, а к камере, в которой укрылся Вадим, подошёл один Панин.
– Вроде в прошлый раз полегче было, не? – проворчал Мусаев.
– Тогда Б‑32 ещё действовал, – сказал Витя. – Мне давали его, помню: всё вокруг плывёт и качается, а тебе на всё наплевать. В общем, его и с однушки конкретно торкает, а уж с двойной дозы вообще должно унести в никуда…
Панин принялся ласково и вкрадчиво выспрашивать, что беспокоит пациента.
Пациент, сердясь на непроходимый дебилизм самого умного человека в экспедиции (чего уж тогда от остальных ждать-то!), кричал про циклопа, про хитрый контрабас и атаку краулеров и моторно, как заведённый, требовал, чтобы соратники всё бросали и прятались за решётку.
Глупо всё вышло.
Глупо и бездарно.
Вадим, так и не сумевший толком выломиться из состояния фантомного болевого шока и дичайшего посмертного стресса, вёл себя как сумасшедший.
Его соратники, люди вполне адекватные и бывалые, не спешили вестись на призывы сумасшедшего, ждали, когда он успокоится и окончательно придёт в себя.
Между тем мелкая дрожь благополучно завершилась, циклоп закономерно впал в буйство, ухватил посёлок за шкирку и принялся трясти что есть силы.
– А?! Что я говорил!!! – торжествующе орал Вадим из-за решётки, как тот заточённый инквизицией пророк, предрекающий Чёрную Смерть. – Вот оно!!! Сейчас начнётся! Давайте все сюда!!!
Циклопье буйство было недолгим.
Наверное, и минуты не прошло, всё стихло, словно бы циклопа убили выстрелом в голову из пушки – и по коридору упругой волной пронёсся странный звук…
Как будто чуть дальше, с той стороны, откуда дул ветерок, кто-то очень медленно повёл смычком по самой толстой струне гигантского контрабаса.
От этого звука замирало сердце и перехватывало дыхание.
Стоп… Кажется, в прошлый раз сердце не замирало, а пускалось в дикий галоп? Точно, так и было, Вадим прекрасно всё помнит!
Посветил фонариком: Панин возле камеры и остальные, в коридоре, присели на корточки, зажмурились и крепко обхватили голову руками, словно боялись, что она, голова, сейчас взорвётся изнутри.
Да-да, было такое распирающее чувство, напряжение, катастрофическое предощущение, что ещё немного, и ты станешь эпицентром своего маленького личного ядерного взрыва…
А у Вадима сейчас было всё несколько иначе: скачок давления, равномерный стук в висках – и не более того.
В отличие от своих спутников, он мог видеть, слышать, двигаться, соображать.
Причём соображать даже несколько продуктивнее, чем пять минут назад.
Вадим повёл ладонью по двери в решётке, отметив, что тут не хватает какой-то детали, и спустя секунду понял: нет задвижки.
Сюрприз, однако!
Остались только массивные круглые петли, а сам штырь, который в своё время запирал камеру, отсутствовал.
Вадим выскочил из камеры и побежал по коридору, выискивая дверь с живой задвижкой.
В четвёртой справа камере задвижка присутствовала. Массивный такой штырь, с приваренным поворотным рычагом и фиксатором, чтобы не выскакивал из петель.
Вадим вбежал за решётку, захлопнул дверь, проверил, как функционирует задвижка.
– Так, а ну-ка…
Нормально функционирует, хоть и проржавело всё. Входит с натугой, сидит прочно, решётка выглядит вполне надёжной.
Тут Вадиму пришло в голову, что неплохо бы примотать рычаг задвижки к решётке. Вроде бы и так славно сидит, но кто их, краулеров, знает, на что они способны?
Выбежал из камеры, бросился в опочивальню.
Пока бежал, струнный концерт кончился: контрабас испустил последнюю, особо сочную ноту, и в посёлке воцарилась тишина.
Когда Вадим доставал моток репшнура из своего мешка, соратники уже частично пришли в себя.
– Зачем тебе стропа? – болезненно морщась, спросил Мусаев.
– Щеколду замотать… – пробурчал Вадим и трусцой припустил к камере с задвижкой.
Закрылся, распустил репшнур, с надеждой уточнил напоследок:
– Эй, вы прятаться будете, нет? Сейчас они прибегут!
– Триммер мигнул, – сказал Олег.
Негромко сказал, но в коридоре была такая тишина, что Вадим услышал.
– Как мигнул? – заинтересовался Мусаев. – Включился-выключился?
– Да.
– Это бывает, – успокоил Мусаев. – Как раз во время трясучки, уже пару раз замечал. Причём замечал как раз на выходе…
О, господи… В прошлый раз всё было в точности так же…
– Дебилы! – заорал Вадим. – Вас сейчас сожрут! Ко мне!!! Все ко мне, бегом!!!!
– Вадим… – В камеру заглянул Панин, он тёр лицо и зевал. – Прошу вас, не надо так кричать. Я прекрасно понимаю…
– Тихо! – раздался из коридора голос Мусаева. – Слышите?
С той стороны, откуда дул ветерок, приближался странный звук, похожий на жужжание мух, вьющихся в жаркий июльский полдень над…
Впрочем, можно не продолжать, звук был именно ТОТ, как в прошлый раз.
– Господи… Да это просто шизариум какой-то! – в отчаянии простонал Вадим и, геройски выскочив наружу, схватил Панина за руку и поволок в камеру.
Панин с неожиданной для учёного сноровкой освободился от захвата, оттолкнул Вадима и вежливо, но решительно потребовал:
– Вадим, прошу вас: прекратите. У нас, похоже, какие-то проблемы намечаются…
– Тихо, я сказал! – зло прикрикнул Мусаев. – Всем слушать!
– Господи, ну и дураки же вы! – Вадим метнулся в камеру, закрыл дверь, заперся и стал быстро приматывать засов к решётке, пропуская двойную петлю через рычаг. – Клянусь, больших дураков в жизни не встречал… И не говорите потом, что я вас не предупреждал…
Вот эта последняя фраза, разумеется, была из рук вон глупой или даже ненамеренно издевательской…
Но на неё уже никто не обратил внимания.
– К БОЮ! – рявкнул Мусаев. – Лёша, бросай психа на хрен! Назад!
