Всё, что было на столе, разом спрыгнуло на пол – фонарь Мусаев успел поймать, выказав при этом чудеса ловкости и сноровки, – его ведь тоже подкидывало, удивительно, как вообще среагировал.
Зелёная колба закатилась в угол и обиженно светила оттуда мечущимися внутри светляками, которые, казалось, в одно мгновение сошли с ума.
Если следовать сомнительной аналогии Вадима, получалось так, что циклопу надоела монотонная работа, он под влиянием каких-то психоделиков местного изготовления (…наша разработка… до Раскола вместе делали!) впал в буйство, швырнул перфоратор в стену и, ухватив посёлок за шкирку, стал трясти его изо всех сил.
Припадок закончился быстро.
Наверное, и минуты не прошло, всё стихло, словно бы циклопа убили выстрелом в голову из пушки – и по коридору упругой волной пронёсся странный звук…
Как будто чуть дальше, с той стороны, откуда дул ветерок, кто-то очень медленно повёл смычком по самой толстой струне гигантского контрабаса.
От этого звука перехватывало дыхание, а сердце колотилось так неистово, что казалось, в любой момент может выпрыгнуть из груди.
Кровь кипела и бурлила в венах, Вадиму казалось, что ещё немного, и он взорвётся изнутри от страшного напряжения, внезапно возникшего где-то в подвздошной области.
И вот ведь странно…
Почему-то это неожиданное чувство непостижимым образом вызвало в памяти слова сержанта о напряжении, возникающем при «песне» матки, когда к логову приближается кто-то чужой.
Даже не вызвало, это слабовато сказано, а буквально выбило, высекло тупым зубилом, с болью и надрывом, красными буквами на чёрном фоне «…слушай внимательно, и если не дурак, почувствовал напряжение – сразу сдавай назад…»
Слава богу, эта странная акустическая атака была недолгой.
Отзвучал «контрабас», воцарилась тишина, отпустило – все разом задвигались, задышали, стали подавать признаки жизни.
Витя собрал упавшие фляги, поднял фонарь, включил, выключил – работает.
– А вот этот звук… пфф… Это состояние… Так всегда? – спросил Вадим.
– Нет, это в первый раз такое. – Мусаев, болезненно морщась, поднял склянку со светлячками и водрузил её на стол. – Лёша, что скажешь?
Светлячки вели себя странно.
Они сбились в один крупный шарик, медленно пульсирующий тусклыми сполохами, и, как показалось Вадиму, то ли хотели завалиться в спячку, то ли вообще собрались умирать.
– Не знаю… – Панин тёр лицо, как будто только проснулся, похоже, он до сих пор не пришёл в себя. – Я такого раньше не наблюдал. Хотя…
– Что?
– Не знаю… Не могу сказать ничего определённого…
Тут возникло такое чувство, что чего-то не хватает…
Вадим понял, что это выключился триммер.
Он уже привык к этому маленькому «вибратору», перестал обращать внимание, и когда в тон глобальным вибрациям, сотрясающим весь уровень, стихли личные мелкие вибрации в районе груди, стало ясно, что триммер не работает.
Вадим мгновенно сообразил, что остаться без триммера на нежилой территории, да ещё и в полукилометре от гнезда – это как минимум нехорошо и некомфортно. Он хотел уже поставить вопрос на обсуждение, но тут триммер заработал вновь.
То есть, как тот бессменный часовой на посту, всю жизнь бдительно и бодро нёс службу, никто не обращал на него внимания… Но стоило на десять секунд задремать – и сразу заметили и оценили.
Вадим облегчённо вздохнул и погладил грудь в том месте, где едва заметно урчало маленькое местное чудо, спасавшее человечество от безжалостных хищников с Тринадцатого Уровня.
– Триммер мигнул, – тихо сказал Олег.
– Как мигнул? – заинтересовался Мусаев. – Включился-выключился?
– Да.
– Может, батарейки сели? – предположил Вадим. – У меня тоже «мигнул».
– Это невозможно в принципе, – просветил Панин. – Триммер имеет двухконтурное зарядное устройство: от метаболизма человека и от тепла человеческого тела. То есть пока человек жив, «батарейка» не сядет, по факту она безотказная.
– А почему тогда «мигнул»?
– Это бывает, – успокоил Мусаев. – Как раз во время трясучки, уже пару раз замечал. Причём замечал как раз на выходе. Помню, как-то трясло, был в секторе – и ничего, не выключался. Или внимания не обратил. Ничего, сейчас включится.
– Уже.
– Ну вот, видишь… Лёша, что наука думает по этому поводу?
– Почему при вибрациях выключается триммер?
– Да.
– Ничего не думает.
– Не понял… В Лаборатории что, не знают про это?
– Знают. Просто сейчас… ммм… немного не до этого.
– А, ну да. Они же там сидят за бункерными воротами, им триммеры вроде как и не нужны совсем.
– Да нет, не в этом дело. Просто… В самом деле, сейчас немного не до этого.
– Да вам всегда не до этого, – отмахнулся Мусаев. – Тут творится чёрт знает что, а вы там всё время исследуете не пойми чего.
– Странное чувство, – не в тему заметил Олег. – Примерно как у колодца…
– В смысле – страх? – заинтересовался Панин.
– Нет, не тогда, когда бежали, а до этого.
– А что там было до этого? По-моему, сразу: хлопок, паника, бегство. До этого всё было в норме.
– Нет, когда ЭТО поднималось оттуда, снизу… Было такое чувство… – тут Олег призадумался, подбирая слова, и спустя несколько секунд выдал: – Напряжение, что ли… Такое чувство, что распирает изнутри. ОНО оттуда поднимается, снизу, ближе, ближе… И у тебя внутри тоже что-то поднимается, подкатывает от живота, к горлу… Такое ощущение, что ещё чуть-чуть – и взорвёшься изнутри.
– У колодца не заметил, а сейчас – да, было что-то похожее, – подтвердил Витя.
– Просто Олег в колодец смотрел, а все остальные – нет, – сделал вывод Мусаев. – Поэтому, наверно, такие ощущения.
– Ильдар, а у тебя такое было, когда в первый раз смотрел в колодец? – спросил Панин.
Мусаев не ответил. Он весь подобрался, развернулся к проходу и напряжённо прислушивался.
– Ильдар? – Панин свесился со второго яруса и тронул сержанта за плечо.
– Тихо! – шикнул на него Мусаев. – Слышите?
Все замерли, затаили дыхание и, повернув головы к проходу, стали прислушиваться.
Витя от усердия свернул ладонь раковиной и приложил к уху.
Звук был похож на жужжание множества мух, плотным роем вьющихся над произвольной дохлятиной под жаркими лучами июльского солнца.
Да, аналог для местных реалий не очень подходящий, но это первое, что пришло Вадиму в голову. С аналогами пока что были проблемы, Погибший Мир прочно сидел в Вадиме, не отпускал, заставлял мыслить и сопоставлять по привычным старым стандартам.