Что ж, несмотря на изможденный вид, несмотря на замызганное камуфло, она была красива.
Отменно сложенная, с нежным, узким лицом, она была похожа на… античную богиню, зачемто одевшуюся в современную нам одежду. Ее густые черные кудри струились по ее плечам, одновременно сообщая и о неугомонном нраве, и об отменном здоровье девушки. На вид ей было никак не больше восемнадцати.
«Маловато для такой негодяйки», - искренне изумился я.
В руках негодяйки был рюкзак Тигренка.
- Я сдаюсь! - громко сказала девушка. - Не стреляйте! Пожалуйста.
- Вот и славненько, - крякнул я и както очень поментовски потер руки.
Мы сидели в единственной комнате Сторожки возле печки - впрочем, нетопленой - и ужинали чем бог послал.
В ту ночь бог послал бутерброды с сыром, банку «Завтрака туриста» и шоколадку «Чайка» - всем этим угощала нас запасливая девушкаворовка. Дада, еще пятнадцать минут назад мы были смертельными врагами. Но теперь, после того, как она вернула нам украденное, врагами мы быть перестали.
Согласен, в жизни такие расклады маловероятны.
Но в Зоне бывает и не такое! Может быть, потому, что тут, случается, само время течет быстрее? А может быть, потому, что в Зоне ты начинаешь острее чувствовать условность всякой мелкой вражды. Какая уж тут вражда, когда сама Смерть ходит за тобой по пятам и вотвот коснется твоего плеча своей холодной костлявой рукой?
- Как тебя зовутто, кстати? - спросил я с набитым ртом.
- Гайка.
- А понормальному? Почеловечески?
- Ира, - сказала девушка, как мне показалось, довольно неприветливо.
- Ириша, значит, - удовлетворенно заметил я. - А в Зону давно ходишь?
- Да больше года уже.
- Чтото я тебя раньше тут не видел.
- Да наверняка видели. Только из других отмычек не выделяли.
- Такую хорошенькую девушку я бы не пропустил!
- А я не как девушка ходила. Я косила под пацана.
Я посмотрел на нее с недоверием. Как девчонка может «косить под пацана»?
Впрочем, такая - может.
Фигура - спортивная. Лицо - волевое. Грудь можно спрятать (это не трудно, поскольку там явно никак не больше первого размера). Говорить следует поменьше и желательно баском…
Да, пожалуй, эту смелую брюнеточку, если она пониже натянет козырек своей бейсболки с надписью «Hate Crime», можно действительно принять за пацана.
Особенно если заранее не настраивать себя на неизбежность отыскания женских черт.
- Скажи, если ты раньше косила под пацана, то почему сейчас решила вернуться, так сказать, к корням?
- Чего? - Гайка неприязненно уставилась на меня, словно хотела сказать «Ну ты дядя и загнул!».
- Ну, снова стать девчонкой?
- А надоело. Я тут с девчонками познакомилась.
С феминистками. Так они мне все объяснили про то, как общество подавляет женское.
- С феминистками?
- Ну да. Короче, быть женщиной почетно. Я это, короче, осознала.
- Круто, - озадаченно промолвил я.
- И потом, раньше я беззащитная была, даже без оружия нормального. А теперь и сама за себя постоять могу. А раз могу, значит, и обличье пацанское мне больше ни к чему.
- Мародеров не боишься?
- Мародеров?
- Нуда.
- Боюсь, - честно сказала Гайка и потупилась. - Но вы же не мародеры?
- Матерых мародеров даже мы с Тигренком боимся. - Я кивнул в сторону своего молодого товарища.
Мы доели ужин. Выпили чай. Физиономия Гайки сделалась совсем печальной. Она поглядывала на нас искоса, словно маленький волчонок. Будто это не она у нас, а мы у нее хабар ночью стибрили.
- Что куксишься? - спросил я.
- Да вот размышляю. Как вы меня наказыватьто будете?
- Никак. Чего тебя наказывать?
Тигренок, до этого безучастно пожиравший свой ужин, поднял на меня недоуменный взгляд. Оно и неудивительно, ведь всю дорогу от Грибного Леса до Сторожки я втирал ему про кары, какие я обрушу на голову воровки, когда ее всетаки настигну. Было там и колесование, и четвертование, и, конечно, скармливание заживо припятьплавунцам с ракамигороскопами.
- А с чего это вы такие добрые? - задача Гайка более чем резонный, но в ее устах неожиданный вопрос. - Я у вас хабар увела, а вы…
- Да что с тебя взятьто? Была бы ты мужик, я бы тебе репу начистил. В случае сопротивления - возможно, и пристрелил бы. Атак…
Гайка молчала - как видно, недоверчиво наслаждалась моим запредельным благородством. А затем сказала:
- Послушайте, мужики. Мне очень стыдно перед вами. Вы такие классные! - Мне показалось, она говорит искренне. - Но я знаю, как мне загладить свою вину. Ну хотя бы отчасти…
- Говори.
- За сколько вы планировали продать «кварцевые ножницы»?
- В смысле? - Мое лицо отразило недоумение.
- Ну вот кто скупает у тебя хабар, Комбат?
- Хуарес, Который «Лейку» держит. Может, знаешь.
- И сколько Хуарес даст тебе за «ножницы»?
- «Ножницы» не продаются! - не дожидаясь моей реакции, запальчиво крикнул Тигренок.
- Правильно, «ножницы» не продаются, - согласно кивнул я.
- Хорошо, - терпеливо вздохнула Гайка. - А «подсолнух» - «подсолнух»то хоть продается?
- «Подсолнух» продается.
- И сколько вы планируете за него взять?
- Ну… Три косых. Или четыре. Если реалистично.
- Говори максимальную цену, не стесняйся!
- Четыре с половиной.
- А я сделаю так, что вы с Тигренком получите шесть! - Глаза Гайки азартно заблестели.
- Но как? У тебя что, печатный станок дома?
- Зачем еще?
«Ох, туповата молодежь пошла», - подумал я.
- Станок, который деньги печатает.
- Нет у меня никакого станка. Но я знаю правильные каналы сбыта! - скромно заявила Ира.
- Что ж, я не против. И когда же мы получим наши шесть косарей?
- Если пойдете сейчас со мной - уже завтра днем.
«Стало быть, сделка прямо в Зоне состоится? Выйтито мы явно не успеваем… Или она вертолет вызовет?
Нет, чушь. Если бы по заявкам этой девицы вертолеты прилетали, у нас бы никак не вышло ее так легко догнать и сцапать».
- Допустим, мы согласны. Мы же согласны? - спросил я у Тигренка для проформы.
Для Тигренка, я подозреваю, шесть тонн были суммой, которую он ни разу в жизни не держал в руках.
К чести моего спасеныша, он смог сделать рожу кирпичом. И не только.
- Мы хотим шесть с половиной! - нагло заявил Тигренок и веско хлопнул себя открытой ладонью по колену.
От изумления я чуть не упал с перевернутого ведра, на котором сидел. Ну дает!
- Это обдираловка, - твердо сказала Гайка. - Если вы получите шесть с половиной, я получу всего пятьсот. А это както… маловато!
- Послушай, Ириша, - сказал я, - мне кажется, в твоем положении лучше того… быть поскромнее. Нихт?