Малярийкин спрыгнул «с коня» (высота была от земли три метра) и хлопнул «Мамонт» по массивной надгусеничной полке.
— Зачётная пакулка, — сказал он, имея ввиду новое орудие, — Вижу, прокачали её по самое не балуйся.
— А ты другого ожидал? — усмехнулся Гойгу в ответ. — Это же Лена. С виду девка, а внутри прожженный «сапог». Свихнувшийся на гигантомании. Перед тобой не просто Шафт, одно из «высших» орудий второго поколения танковой табели о рангах. А последняя модификация Шафта из в принципе возможных. Плюс какие-то внутренние доработки, которые делают по заказу спонсоров умники из ВТЭК. Исключительно для вас, господ потенциальных чемпионов.
Гойгу снова критически оглядел пушку, словно доступную, но некрасивую проститутку. А потом Малярийкина.
— Короче, тестируй, полководец.
Малярийкина просить дважды не было нужды. Бывший автомех и аэрограф охотно взобрался на новую «броню», однако, оказавшись на боковой бронеплите корпуса Маляр неожиданно застыл. Потом, повернувшись, протянул руку старшему старшине.
— Ну что, Кожугетович. Прокатишься со мной?
Старик подумал, хмыкнул по-стариковски и, подхватив руку, неожиданно ловко вскарабкался на броню.
— Стар я по коробочкам прыгать, сынок. Ну да ладно, сегодня не убьюся.
Вместе залезли в танк. Теоретически, корпус строился под единственного пилота. Но в «Мамонте» места хватило бы на троих. А если как в анекдоте — вообще человек на десять.
Интерьер был зачётный. Оба приятеля, оглядевшись, едва не ахнули. Гойгу, кстати, хоть и был матёрейшим старожилом КТО, но в Мамонте ему сиживать до сей трогательной минуты не доводилось.
Внутренняя отделка корпуса третьего поколения «Мамонт» причём в дополнительной модификации М3 (не путать с поколением!) соответствовала скорее грёбаному лимузину Бентли из скорлупы орешка и кожи оленёнков, чем боевой машине.
Мягкая обивка поджопников, яркие плазменные панели, рассеянный свет из микрософитов, спрятанных чуть не в каждом изгибе брони. Обивка «салона» (как то иначе назвать внутренние стенки танковой башни не поворачивался язык) сияла молочно-белым цветом с полутонами нежного-кофейного. Знаете, такого, а ля каппучино.
Вот уроды, тут же подумал Маляр. Но потом вспомнил. В бытность совладельцем, а по совместительству экспедитором Наш-ангара, у Малярийкина был один пожилой корефан. Дед-колхозник, у которого Маляр постоянно закупал бульбу на зиму. Сей дедок, ангелоподобного вида, во время Войны-смертушки служил в далёком, покрытом финиками, словно Кострома ромашками, Курдистане.
Так вот там, вместе с русским экспедиционным корпусом (тогда страна была ещё целая и Матушка-Сибирь, будь не ладна, не отделилась) во время боёв против саудитов, почти год стояли наши добрые союзники — израйлитяне. Всем они были хороши, но поражали российских товарищей некоторыми жизненными принципами. Один из которых Малярийкин для себя отметил и запомнил хорошо: «Жить и умереть со всеми удобствами!»
Лозунг этот закрепился в армии Израиля ещё с далёкой войны 1973 года (той самой, «Судного дня»), когда евреи отымели всех соседей вдесятеро большей численности. Лозунг был своеобразным, но, по своему, правильным. Ведь если идёшь на смерть, почему не пожить до этого знаменательного, но несколько грустного момента, на широкую ногу?
Пережив голодное детство, а также будучи нищим маргиналом и коренным Сибиряком (что в принципе означало одно и то же), Малярийкин, конечно, подобных буржуйских взглядов на военный быт не разделял. Но вполне понимал. И даже как-то сочувствовал. «Жить и умереть со всеми удобствами!» При взгляде на внутримамонтовские интерьеры в голове всплывали именно такие слова.
Короче, салон новой машины был бодрый.
Не только красивый, но и комфортный.
Больше всего поражало кресло танкиста. Малярийкин сел в него и растворился. Впервые за многие месяцы ощущая, что такое вкус жизни. В кресле, как говориться, можно было жить. Анатомическое, индивидуальной настройки. Четырёхточечный ремень безопасности (пояс и подтяжки). Встроенная в пояс дополнительная аэроподушка. Гидравлическая помпа. Подлокотички с кнопками. Все дела.
— Да-а, в таком троне и Богу душу отдать не жалко. Не то, что в танке покататься. Да, Кожугетович? А хочешь посидеть?
— Нет, боюсь, потом не встану, — хмыкнул старший старшина, — шакала кормят только ноги. Мне сидеть и лежать нельзя. Помру сразу от старости.
Гойгу присел на стальную полочку рядом с креслом (благо места в кабине хватало) и жестом показал Малярийкину, чтобы не дурил. Корпус «Мамонт», видать, его тоже поразил. В Маляра, очевидно, вложили просто баснословную сумму. Вопрос только кто? В больнице у спонсоров и тугрика нельзя было допроситься. И вот, поди же ты, — баблоливень. С чего бы? За свою долгую карьеру Гойгу уже видал такое пару раз. Ни к чему хорошему это не приводило.
— Ай да Лена, ай да сучья дочь! — Тем временем обронил вслух Малярийкин, и Гойгу стало многое понятно. Без вмешательства звезды эфира, видать, не обошлось. Но где эта красавица раньше то была? С чего такая щедрость именно сейчас? — Не пожалела денежек боевая подруга. Раньше была поскупее, да?
Гойгу молча пожал плечами.
Если у танков стандартной комплектации было четыре обзорных экрана, то «Мамонт» предоставлял целых восемнадцать. Создавая более полный обзор. На все триста шестьдесят градусов. И даже больше. Оказалось, иметь обзор больше, чем триста шестьдесят градусов — возможно. Геометрия тут была совсем не причём. Малярийкин непривычно завертел головой, привыкая к новому положению и запоминая ракурсы каждого монитора. Оказалось, система была простой и понятной. В промежуточные и дополнительные экраны Малярийкин видел не только окружающую танк общую панораму, но и линии обоих бортов, обе надгусеничных полки, катки траков, переднюю кромку корпуса, полный обзор крышки корпуса, край кормы, вид на башню сзади и даже корытообразное днище (вид от траков в обе стороны). С таким роскошеством Малярийкин мог видеть любой угол движения танка и мог объезжать на дороге спичечные коробки или даже муравьев.
Корпус двигался с ощущением собственной мощи, неторопливо. Никакой форсаж ему и близко не грозил, но танкист почти физически ощущал, как напрягается под ним бетонный пол, как тяжек вес стотонной бронированной машины, как велик объём корпуса и нагрузка на движок. Выехав на пятачок перед ангаром, «Мамонт» развернулся на месте. Легко, словно балерина.
— Однако, красавец, — восторженно заявил Малярийкин.
Но Гойгу опять только промолчал.
* * *
Первые учебные бои Малярийкина показали, что поговорка «мастерство не пропьёшь» — работает. Хотя, подумал Маляр, это, конечно, зависит от того, как пить. Тренировки проходили в той же «предзоне». Отличие от «настоящего» игрового боя топов высшей лиги КТО заключалось в том, тренировочные локации (если их можно было так назвать) были микроскопическими, танков по ним шныряло без ограничения числа, без ограничения квалификации, но главное — стреляли здесь не реальными зарядами, способными причинить вред живому противнику или его танку, а лазерными имитаторами. Стоило системе наводки поймать в прицел вражескую машину и зафиксировать нажатие на гашетку, как компьютер обоих игроков фиксировал попадание. «засвеченная» машинка, соответственно, выбывала.
