Хочу Мудра предупредить, да как на зло рацию в ваме оставил. На стройке рация не нужна, выложил из кармана, чтоб не поломать. И забыл. Бежать, предупредить? Поселок на другом берегу, брод далеко, так что чужие нашим пока навредить не смогут. Крадусь как охотник за дичью.
Чужие осторожно идут, открытых мест избегают. Первый раз в наших местах - это потому что след иногда в тупики заводит, потом назад идет, озерцо или скалу обходит.
Слева в траву падает камень. Оборачиваюсь на шум - и получаю древком копья по голове...
... Ой, как больно! Пытаюсь пошевелиться - руки и ноги связаны вместе. И голова болит. Никого не предупредил и так глупо попался. Как ребенок!
Перекатываюсь на другой бок. Лежу под кустом на краю поляны. В пяти шагах от меня сидят и тихо беседуют те, кого я выслеживал. Ну да, шесть охотников. Рослые, широкоплечие, могучие. У каждого копье и другое оружие. Не Заречные, не Степняки. Незнакомые.
- Парни, - говорю, - мы с вами не воюем. Развяжите меня.
Все шестеро поворачиваются ко мне, говорят что-то на своем языке. Некоторые слова кажутся знакомыми. Жамах так говорила, пока наш язык не выучила! Это Чубары. Принесла их нелегкая! И языка совсем не знаю. Хорошо, если пару сотен слов запомнил. И полсотни ругательств. Сложный у них язык, почти как русский, на котором Ксапа говорит. Эх, поздно Ксапа начала чубарский учить... Попробую по-ихнему.
- Я ты нет война. Я знать женщина Жамах. Чамах, - пытаюсь как можно точнее выговорить ее имя. - Ты знать Жамах?
- Ты ... Жамах? - один даже на ноги вскочил.
- Жамах женщина охотник. Жамах жить мой... - Как же "вам" по чубарски? - Я вместе жить Жамах. Жамах родить ребенок. Охотник. Недавно.
Как мало слов! Чубар спрашивает что-то, а я ничего не понимаю. Так ему и говорю:
- Не понимать. Говори медленно. Говори просто.
Понял. Теперь четко и медленно выговаривает каждое слово. Остальные тоже столпились вокруг меня, в рот смотрят.
- Жамах жива?
- Жамах жива. Вчера Жамах я ходить охота. Мой женщина сидеть кормить ребенок Жамах.
Все чубары заговорили разом. Спорят о чем-то.
- Ты ЛУПАЧ Жамах?
- ЛУПАЧ не понимать.
Парень жестами показывает.
- Нет. Я нет ЛУПАЧ Жамах. Я Жамах друг. Я ЛУПАЧ мой женщина.
Опять спорят. Причем, обо мне и на повышенных тонах. Что бы им такого сказать?
- Я ты идти Жамах. Жамах радоваться. Мой женщина радоваться. Мой женщина варить мясо. Я ты есть мясо.
Выслушивают меня внимательно и опять спорят. А мне в голову идиотские мысли лезут, что Жамах только среди наших баб крупной выглядит. А среди этих охотников - обычная баба, на полголовы ниже мужчины. А степняки рядом с чубарами вообще дети. О, еще одно чубарское слово вспомнил!
- Эй! Я Жамах брат.
- Нет, - оборачивается ко мне парень, - я брат Жамах.
Кажется, я не то ляпнул. Что-то изменилось Чубары уже по-другому спорят. Пятеро убеждают в чем-то шестого, самого рослого, что на голову выше меня будет. Рослый рявкает, четверо замолкают. Теперь только двое ругаются - тот парень, который первый откликнулся на имя Жамах и рослый. Остальные четверо сидят, слушают, не вмешиваются. Спорщики раньше кричали, руками махали. Теперь произносят слова четко, медленно, зло. Ох, не нравится мне это...
Все встают. Рослый бросает фразу, и один чубар снова садится рядом со мной. Остальные идут на поляну. Рослый и брат Жамах втыкают копья наконечниками в землю шагах в пятнадцати друг от друга, берутся за другое оружие. У рослого - дубина, у брата Жамах - каменный топор. Идут навстречу друг другу. Рослый взмахивает дубиной, и начинается бой. Нехороший бой, неравный. Это все равно, как если бы я против Кремня драться вышел. Рослый сильней, и дубина у него мощнее топора. У топора топорище тонкое. Брат Жамах отступает, уворачивается, отпрыгивает. Иногда пытается атаковать, но рослый легко отбивает удары. Сильный он, зараза, дубиной как прутиком вертит. Охотники кружат по поляне словно хищники. Но ясно, что недолго это, до первой ошибки.
Опа! Брат Жамах подныривает под дубину и без замаха тыкает топором в лицо рослого. Тот отклоняется назад, но поздно. Сплевывает в ладонь два выбитых зуба, трогает разбитые в кровь губы и рычит зверем. Теперь он размахивает дубиной так, будто она совсем ничего не весит. Брат Жамах больше не атакует. Только отбивает удары да отступает. На плече и ребрах появляются кровоточащие царапины.
Внезапно рослый прыгает вперед и толкает противника ногой в живот. Брат Жамах валится на спину, сбивает спиной воткнутое в землю копье. А рослый наконец-то достает его дубиной. Каменный топор, описав дугу, улетает в кусты. Рослый ревет и, с круговым замахом дубины, бросается на лежачего. Под руку брату Жамах попадается копье. Быстрым движением он поднимает древко. Но один конец копья прижат к земле его плечом. Поднимается только другой, с наконечником... И рослый с разгона налетает на наконечник животом. Это не мешает ему завершить удар. Кто из противников кричит, я не понимаю. Наверно, оба. Брат Жамах откатывается, я вижу, что левая рука его сломана выше локтя. Рослый падает на колени. Наконечник копья торчит у него из спины. "Рожон", вспоминаю я ксапино слово. "Не лезь на рожон". Верно она говорила...
Некоторое время брат Жамах баюкает сломанную руку. Перекатывается, встает на колени, поднимается и сильно бьет ногой по древку копья. Рослый дико кричит и валится на бок. Брат Жамах бьет по древку еще и еще раз. Пинком опрокидывает рослого на спину и наступает на горло. Очень скоро все кончается.
Подходят охотники, молча наблюдавшие за поединком. Один выдергивает из тела рослого копье, другой занимается сломанной рукой брата Жамах. Двое оставшихся шагами размечают могилу, снимают дерн. Я решаю пока не привлекать к себе внимания. Ксапа рассказывала мне про жертвоприношения, а от дикарей можно всего ожидать.
Тот, который осматривал сломанную руку, идет в кусты за ветками для шины. Потом стаскивает с трупа рослого куртку и кромсает ее на полосы. Один из копавших могилу недовольно качает головой и что-то говорит. Охотник отвечает ему коротко и зло. На меня никто не обращает внимания.
Через час все закончено. Труп закопан, охотники собирают вещи. Брат Жамах с моим копьем в руке подходит ко мне. Осматривает наконечник, сделанный из стального ножа, втыкает копье в землю. Проводит рукой по гладко оструганному древку.
- Жамах? - указывает пальцем на древко.
- Жамах, - подтверждаю я.
Толчком ноги он переворачивает меня лицом вниз. Я уже приготовился получить удар копьем под лопатку, но чувствую, как он режет связывающие меня ремни. А потом просто уходит.
Я был так долго связан, что теперь не чувствую ни ног, ни рук. А чубары уходят в сторону перевала и даже ни разу не оглядываются. Суровые люди.
