Некоторую долю оптимизма придавал и тот факт (уж насколько Скопин помнил историю службы «Москвы»), что обе турбины крейсера отработали до самого конца карьеры без каких-то особых нареканий. Ко всему корабль к такому амбициозному проекту всё-таки готовили с особым тщанием, руководство СРЗ ручалось за проведённые работы по отладке машинно-котельных установок.
27 узлов, такую свою максимальную скорость указал Скопин адмиралу при составлении плана перехода, а по сути прорыва соединения к родным берегам. Увидев, кстати, кислые мины на лицах флагманских офицеров. Оправдывая не самые выдающиеся ходовые параметры тем, что противолодочному кораблю, у которого основное оружие вертолётная авиагруппа, высокая скорость особо требуется.
«В принципе, наверное, мы могли бы 'выжать» и двадцать восемь с половиной, как в лучшие времена крейсера на мерной миле госиспытаний, — вдогонку, уже сам на сам рассуждал каперанг, — правда, при этом там возникала такая тревожная вибрация на корму, что за последствия никто не ручался. Так что, долговременный скоростной режим надо постараться избегать. А наши «честные» 27 узлов могут стать тормозом для эскадры. Но прежде всего для нас.
Левченко, между прочим, из-за экономии топлива тоже всё время идти на полных ходах не может. Как бы того не требовала сложившаяся ситуация неизбежного стечения обстоятельств. Обстоятельств, когда превосходящий в силах враг на хвосте. Тут уж простая логика загнанных облавой подразумевала… да банальное она подразумевала — бежать, огрызаться по возможности и бежать. Оторваться от линкоров Мура на как можно большее расстояние.
Какие тут могут быть позитивы? И будут ли?
Британский адмирал был вынужден завязать ночной бой, якобы полагаясь на бесспорное преимущество английских артиллерийских радаров «новейших модификаций хорошо себя зарекомендовавших типов '281» и «279». Так вроде…
Но наши-то РЛС лучше. Пусть в качестве средства артиллерийского наведения их использование и сомнительно.
Поднажать, суметь разорвать дистанцию на десяток лишних миль? — Мур догонит чуть позже, ближе к рассвету. И всё начнётся практически в дневное время суток. Здесь тоже проглядывался один сомнительный фактор — вдруг англичане по светлому смогут разобрать, что в составе «красной эскадры» не два больших линкора типа «Советский Союз», как они полагали, а один. А второй гораздо меньший линейный крейсер. Это запросто подвигнет британского адмирала, вопреки полученным в ходе боя повреждениям и потерям, продолжить погоню [123].
Соблазнительно вообще бы избежать встречи с канадским фрегатом, который будет патрулировать на северном выходе из пролива и сообщит о появлении русских. Тогда может получиться совсем неплохо — англичане до поры нас попросту потеряют.
Утопить как-то неожиданно этот «Ланарк» что ли?.. Не дать ему выйти в эфир, забить передачу средствами РЭБ?
Для этого надо, во-первых, быстро «считать» характеристики его передатчиков. Ко всему интенсивная работа мощного излучения наверняка будет запеленгована и укажет на наш след.
А уж если Мур всё же разберётся в ситуации и всё же, и наконец, нагонит советскую эскадру, то навяжет нам бой в самой невыгодной конфигурации — аккурат комбинированным ударом, навалившись всем скопом: три «Кинг Джорджа», плюс быстроходный отряд контра-адмирала Гонта, а сверху палубные бомбёры-торпедоносцы с двух тяжёлых авианосцев. Вот тогда будет совсем весело!
Нет. Драться надо ночью'!
Всё это они успели всесторонне обговорить с Левченко и его флагманскими офицерами, единодушно придя к мнению: уж как бы ни хотелось поймать другие шансы и удачу, лучше врага бить по частям. Коли так само сложилось.
Обсуждал он всё это и со своим походным штабом. Обратив внимание, как переглядывались подчинённые, когда разговор заходил о превосходстве британцев в силах. Нетрудно было догадаться, что ребята задавались вопросом: «Почему? Почему имея в распоряжение такой весомый аргумент, как комплекс „Вихрь“ с ядерным зарядом, не использовать его против линейных сил противника, сняв эту угрозу кардинальным образом»? Однако видя, что командир данную тему даже не поднимает, сдержано молчали. Явно догадываясь, что неспроста.
* * *
«Кондор» по-прежнему лидировал в авангарде, открыв гидроакустическую вахту.
Рассчитывать на мегаваттный энергетический потенциал ГАС «Орион» в максимальной дальности обнаружения субмарин полноценно не приходилось. Гидрология малых глубин (позиционно оптимальных для подлодок) вследствие естественных помех предштормящего моря была скверная.
Впрочем, многого и не требовалось. Операторы-акустики, работая в режиме активного зондирования, «брали» эхопоиском уверенные семь-восемь миль — ближнюю зону. Уверено же гарантируя: «Мышь не проскочит»!
Среднюю и дальнюю зоны обеспечивали Ка-25. В плане поиска, как и уничтожения «дизелюх» пилоты «вертушек» тоже каких-то особых трудностей не видели. Работа штатная, по заведомо слабому противнику. Проблемой был порывистый и коварный ветер, превращавший взлёты и посадки с пятачка на палубе в «цирк с конями».
Всякий раз для осуществления запуска вертолётных звеньев в воздух на мостке перекладывали руль, правя на ветер, чтобы свести к минимуму возникающие над полёткой завихрения. Теряя при этом, кстати, кабельтов общей дистанции относительно идущего следом флагманского линкора. Приходилось всякий раз накидывать узел, выравнивая заданный интервал. Довольно напряжённый и рваный ритм.
— Идём, как… когда-то это называлось форзейлем, — вспомнил вышедшее из морского обихода словечко штурман.
— Так ли?.. — «быстроходное судно, плывущее впереди эскадры для наблюдения за неприятелем», — уточнил записную формулировку кэп, — хотя, если учитывать, что своими радиотехническими средствами мы как раз и выполняем функцию наблюдения за окрестностями, то согласен, в принципе так и есть. Высоко сидим, далеко глядим…
…и скривился. Почему-то к этой прибаудке ему захотелось прибавить циничного мата.
Линейные корабли — серая очерченная линиями и углами масса брони, орудийных башен и стволов, следовали в сомкнутом строю друг за другом точно два монолита. И волны нипочём. По крайней мере, так казалось глядя с крыла мостика за корму по линии кильватера — бодучие форштевни легко раскалывали любые накаты, разбивая в пену и брызги. В хвосте колонны уже разомкнутым интервалом — «Чапаев», которому тоже при взлётно-посадочных операциях приходилось выписывать похожие эволюции доворота на ветер. Только продолжительней — «Су-шестые» делали по два, три захода, прежде чем пилотам удавалось «поймать» палубу. Перестроенный из лёгкого крейсера авианосец обладал паспортной скоростью свыше тридцати узлов и переносил эскадренное отставание легче. Быстро навёрстывая.
Вот и сейчас наблюдая за ним в бинокль — принимая самолёты, корабль выкатился из кильватера на ветер — воочию зрели, с каким трудом вцепилась за посадочный крюк очередная «Сушка».
— Погода конечно не очень лётная.
— Мягко сказано. Для менее опытных пилотов она и взаправду нелётная.
Вид ушёл в сторону, «Кондор» «поехал» на волну.
Сложный погодный минимум. Задувая с «норда», хмарясь до черноты, полностью теряя горизонт, облачность — нижняя кромка примерно 150–200 метров.
На море воздействие ветра на вертолёты обусловлено сочетанием группы переменных факторов: ходом и качкой корабля, влиянием надстройки и края палубы. Взлёт по инструкции разрешался при ветре не более восемнадцати метров в секунду. Между тем стрелки корабельных измерителей скорости ветра подбирались (в пике порывов) к делениям 27–30 м/с.
Четвёрка противолодочных Ка-25 снялась резво и удачно — один за другим, сразу набирая горизонтальную скорость, назад по отношению к корабельному курсу. И уж затем, оказавшись в более предсказуемой воздушной среде, развернувшись, попарно обгоняли носитель траверзами, удаляясь. Удаляясь тёмными силуэтами, чтобы там далече развернутся в поисковый порядок.
