Слепой проклял в душе гостеприимство командира блокпоста и дал себе слово, что отоспится при первой же возможности. Ушел в Зону, чтобы отлеживаться, — и на тебе! Никакого покоя плюс головная боль. Когда гость выглянул из кунга, Камыш уже расхаживал снаружи и раздавал распоряжения.
— А,Слепой! Ну как, голова не болит?
— Чему там болеть, там же кость, как сказал сталкер Петров… Хотя вообще-то есть немного, — признался сталкер.
— «Перышки» к вискам приложить хорошо после этого дела, ухмыльнулся один из «долговцев». — Я сам пробовал, помогает.
— А я слышал. что нужно прилечь на спину, а «перышки» на грудь положить, — подхватил другой.
— Или бабу, — первый «долговец» ухмыльнулся еще шире, — чтобы кровь от головы отливала, тогда все как рукой снимет.
— Разговорчики в строю! — с деланной строгостью прикрикнул Камыш. — Шли бы вы с вашими советами…
— А чего?
— А того, что сейчас прикажу тебе «перышки» разыскать, а тебе, Чугун, бабу предоставить. А то советовать все мастера.
— «Перышко» у меня есть, — сказал «долговец» по кличке Чугун. — Держи, командир.
Камыш подержал артефакт у виска, буркнул что-то одобрительное и передал лечебное средство Слепому. Тот тоже попробовал — в самом деле стало лучше. Головная боль не унялась, но словно сделалась не такой заметной, отступила в глубину.
— Надо запатентовать, — заметил он. — Это же можно озолотиться на похмельных! Национальный бизнес!
— «Предмет запрещен к выносу из Зоны», — деревянным голосом процитировал Камыш, — так что лечись здесь, а я начальству сообщение пока набью. Ночью стрельба была, помнишь? Я доложу, потом пойду проверять.
— Вот как у вас строго… — протянул Слепой. — Где-то постреляли, а тебе идти проверять.
— Ствола четыре или даже пять. Это серьезно.
— Угу. Вот я и говорю: серьезно у вас все.
Камыш склонился над ПДА. Слепой подождал немного, потом вернул «долговцу» «перышко» и ушел в кунг за рюкзаком. Наскоро распрощался с Камышовым и покинул блокпост. «Долговцы» тоже готовились к рейду — проверить, что за стрельбу слышали ночью, — так что расстались без особых церемоний.
Слепой зашагал к «Сундуку» по короткой дороге, через владения «Долга». Дела были окончены, теперь и правда можно отдохнуть, отоспаться. Побездельничать в ожидании позволения возвратиться за Периметр. Солнышко пригревало дорога была пустынна, и с каждым шагом настроение становилось все лучше. Слепой с удовольствием задумался о том, как вернется, как встретится с невестой, как она будет притворно сердиться на него, как он станет — так же притворно — оправдываться, рассказывать про сталкера Петрова, который зарекался ходить по Зоне и решил завязать, но его не выпустили наружу, за Периметр, миротворцы, как Ларик наконец смилостивится и скажет, что прощает в последний раз, потому что он, Слепой, такой дурак, что на него толком сердиться невозможно… А он, Слепой, на это ответит, что последних разов не бывает, последняя только у сталкера Петрова рубаха — потому что он ее никогда не меняет… и Ларик будет смеяться. Потом сталкер поймал себя на том, что от таких мыслей глупо улыбается, и это тоже было так здорово, что его улыбка сделалась еще шире…
* * *
Камыш поглядел вслед Слепому, тяжело вздохнул и подумал, что завидовать, конечно, нехорошо… но иногда очень уместно.
— Ладно, — сказал он, — Хижняк, со мной. Чугун пока за старшего.
Двое «долговцев» отправились в глубину ничейной территории. По дороге оба строили догадки, что могло оказатьпричиной стрельбы. Вообще-то здешняя округа считалась довольно тихим местом. В нескольких километрах к северу располагалась зона повышенной аномальной активности, то есть там чаще встречались зловредные образования и, следовательно, выше была вероятность разжиться артефактами. Понятное дело, что сталкеры тянулись туда, и «Свобода» норовила подмять земли к северу под себя, там и стычки между группировками случались. А здесь — тишина можно сказать, курорт.
— Говорят, тут неподалеку собачья стая обосновалась, — разглагольствовал молодой сталкер по фамилии Хижняк, — и сюда забредают. А вожак у них — чернобылец, здоровенный, седой совсем, матерый.
— Я слышал, даже пару раз издалека на него глядел, — кивнул Камышов. Оба давно знали о стае с чернобыльским псом, просто молча идти скучно, вот и повторяли в который уж раз одни и те же нехитрые местные байки. — Близко он не подпускает, хитрая бестия. Но если стая насядет на мужиков, то стрельба не такая получается. Псы сразу не нападают, сперва кружат, пугают, дразнят… То есть как бы постепенно все. А тут с ходу несколько стволов…
— Ага, несколько, — с готовностью подхватил Хижняк. — И стихло быстро.
— А как стихло? Мне из кунга было почти не слыхать. Как оно, разом, дружно огонь прекратили или как?
— Ну… не совсем так. Перестрелка вроде как с минуту продолжалась, потом еще одиночные вроде. Но уже издалека, тише. А потом и вовсе смолкло.
— Чернобылец не отступился бы, если уж вывел стаю на охоту. Хотя… кто его знает, мутантскую морду? Так они прошли пару километров по редколесью, вокруг было спокойно — ни движения, ни громкого звука. Вдруг Хижняк замер и вскинул автомат.
— Что? — Камышов тоже взял оружие на изготовку и повел стволом вокруг, осматривая редкий лес, пронизанный солнечными лучами, бьющими наискосок сквозь прорехи в кронах молодых деревьев. Из-за такого освещения казалось, что лес состоит из светлых и темных пятен. Словно мозаика.
— Собака вроде.
Камыш проследил, куда глядит автомат напарника. Сперва не увидел ничего подозрительного. Потом за кустами мелькнула темно-рыжая спина. Пес брел, опустив морду, и будто не замечал сталкеров. Не похоже на обычную манеру слепых собак. Чутье у них острейшее, мутант не мог не ощутить присутствия людей.
— Подойдем ближе, — решил командир.
«Долговцы» осторожно двинулись наперерез медленно бредущему мутанту. Тот остановился, поднял безглазую морду, повернулся и немного быстрее потрусил прочь, удаляясь от сталкеров. Передвигался пес по-прежнему медленно, будто нехотя. Он убегал, но словно не выказывал страха. Обычно слепые собаки действуют шустро — и когда нападают, и когда спасаются бегством. «Долговцы», разумеется, не могли знать, что пес из стаи чернобыльца настолько оглушен ужасом, что до сих пор не может прийти в себя. Все эмоции, на которые способен мутант, у этой собаки были притуплены, реакции заторможены.
— Странный он какой-то, — заметил Хижняк. — Может, больной?
— Зона его знает. Как по-твоему, мы не слишком далеко прошли?
