Крик стих столь же внезапно, как и возник. Мыльный даже вздохнул с облегчением, когда невидимые иглы перестали колоть уши. Четвертак замер, по-прежнему морщась и вглядываясь в поворот дорожки.
— Что-о-о это было? — глухим голосом спросил Мыльный. — Она упала?
— Наверное, — поразмыслив, ответил Четвертак. — Упала и испугалась.
— Тогда подберем сумку?
Четвертак отчего-то посмотрел наверх, туда, где звезды пробивались через жидкие кроны деревьев. Ему не хотелось идти к повороту. Почему — он и сам не знал.
— Ну? Идем! — подгонял Мыльный. — Если она ударилась башкой, то нас даже не увидит.
Четвертак не стал прятать нож, а осторожно двинулся по дорожке, поигрывая лезвием. Фонарик скупо освещал путь, выхватывая из темноты то сухие корявые ветки, то клочки голой черной земли.
Мыльный заспешил вперед и, взявшись за ствол дерева, начал спускаться вниз, чтобы срезать путь. Несмотря на то что Мыльный был впереди, первым женщину увидел Четвертак. Она лежала рядом с дорожкой, раскинув руки. Легкий плащ распахнулся, но сумочки нигде не было видно.
Луч фонарика нервно пошарил поблизости и замер, натолкнувшись на долговязую фигуру Мыльного. Тот уже подошел к женщине и стоял, вглядываясь. Луч фонарика проскользнул мимо его ног, и Мыльный вдруг вскрикнул, отшатнулся и нелепо взмахнул руками.
— Что?! — нарочито громко спросил Четвертак. — Что там?!
— Пошли! Быстрее пошли! Отсюда! Скорее! — Мыльный, судя по перекошенному лицу, был явно не в себе.
— Да подожди… — неуверенно сказал Четвертак, озираясь по сторонам. — Что там?
Мыльный схватил приятеля за рукав и потянул прочь:
— Скорее, брат, скорей, скорее… она зашита. Нитью!
— Что? — переспросил Четвертак, обеспокоенный паникой в голосе напарника.
От дерева, расположенного метрах в пяти, отделилась какая-то тень. Фонарик осветил лицо незнакомца.
— Пацан, ты чего?! — закричал Мыльный.
— Мужик, опусти штык! — крикнул Четвертак, не думая прятать свой нож и даже выставляя его вперед.
Незнакомец, словно не слыша, плавно двинулся навстречу. В его руке, как казалось Мыльному, была длинная острая палка. Четвертак же видел нечто иное: оружие со штыком, что-то вроде старинной винтовки.
Грабители продолжали пятиться. Они уже пришли к мысли, что с незнакомцем связываться не стоит, и от панического бегства их отделяло лишь несколько секунд. Но неизвестный мужчина не дал им этих мгновений. Он стремительно бросился вперед, быстро сокращая расстояние. Его первый удар достиг цели, когда палка или винтовка со штыком вошла в бедро Мыльного.
Тот взвыл и упал. Четвертак отпрыгнул в сторону, но сумел перебороть ужас и попытался вступиться за товарища. Неизвестно, чем бы закончилось дело, но со стороны скамьи, где прежде сидели в засаде грабители, вдруг послышались многочисленные шаги. Забегая вперед, скажем, что это возвращалась молчаливая группа, состоящая из троих мужчин и двух девушек.
Незнакомец взмахнул оружием и скрылся среди деревьев, оставив за собой один труп, одного раненого и еще одного насмерть испуганного. И Четвертак, и Мыльный запомнили лицо убийцы, его приметы, а также путь отступления. Впрочем, память сыграла дурную шутку с нашими грабителями. Лучше бы они не запоминали ничего, ведь позже, когда их начала допрашивать полиция, выяснилось, что показания Мыльного и Четвертака коренным образом расходятся. Один видел палку, а другой — штык. Один запомнил коренастого подростка в красной рубашке, с диким взглядом, а другой — высокого пожилого лысого мужика, одетого в темно-зеленую куртку. Один решил, что убийца побежал к многоэтажным домам, а другой — что к роднику. Излишне говорить, что такие противоречивые показания сильно повредили грабителям и сделали их главными подозреваемыми.
Когда я понял, что маг, мой старинный противник, окончательно и бесповоротно умер, дом начал давить на меня своей пустотой. Мне было известно, что я здесь один. Так часто бывает: входишь в помещение и по отсутствию мельчайших звуков, даже по дуновению ветерка понимаешь, что вокруг тебя ни души. Я, конечно, проверил остальные комнаты, заглянул даже в ванную и кладовые, но никого не нашел. Четыре трупа и одиночество — вот и вся моя компания.
Однако следовало отыскать «Серебряную розу». Это ведь очень ценный артефакт, я даже не думал, что им обладают простые смертные. Роза делает из Земли Лим! Да за такую драгоценность любой из земных магов, вхожих в Лим, отдал бы полжизни. Я даже затруднялся сказать, сколько стоит «Серебряная роза». Наверное, целое состояние. Но я не собирался ее продавать, такая вещь нужна самому. Тем более вещь не краденая, не добытая преступным путем, а взятая в качестве военного трофея у побежденного врага. Моя трепетная совесть после некоторых колебаний позволила забрать трофей.
Я начал искать, заглядывая в шкафы и изучая содержимое полок. Сначала мои поиски были основательны и неторопливы. Мебель не загромождала пространство, и мне легко удалось осмотреть все комнаты. Единственное, что беспокоило, — это курьер, который ушел с миской. Что знает этот курьер? Вернется ли он? Хотелось надеяться, что курьер — просто курьер, не слишком осведомленный о происходящем. В конце концов, ведь нужен был этим двоим магам мальчик на побегушках?
Удалось перерыть почти все, но «Серебряная роза» не находилась. Я даже обыскал трупы, но тоже тщетно. Маги вообще были пусты, а у моих убийц не обнаружилось ничего, кроме пистолетов, документов (наверное, липовых) и увесистых пачек денег. Что касается денег, то я встал перед дилеммой: брать их или не брать? С одной стороны, купюры тоже были трофеем, но с другой — как-то плохо пахли. Это ведь деньги за грабеж и убийство. Однако убить пытались меня, разве не будет справедливо, если я возьму деньги, заплаченные за мою голову? Хотелось их взять, дополнительные финансы никогда не помешают, но что-то отталкивало. В конце концов я решил так. «Серебряная роза» принадлежала магам — моим врагам. Я убил врагов в бою. Значит, роза моя по праву победителя. Деньги принадлежали не магам, а моим убийцам. Убийцы были уничтожены магами, но ни блондин ни толстяк не успели обыскать трупы и забрать деньги. Получалось, что деньги мне не принадлежат. Возможно, принадлежат наследникам убийц, возможно, кому-то другому, но точно не мне. Моя щепетильная совесть удовлетворилась этим причудливым выводом и успокоилась. Деньги остались лежать на полу. По-прежнему хотелось их взять, но я не мог, хотя ничто не мешало! Так воспитанному псу иногда хочется повыть на луну, но он не делает этого из-за опасения разбудить своих хозяев. Гипертрофированная честность — очень неприятная ноша на жизненном пути. Она доставляет массу проблем и не способна дать никаких благ, которые можно пощупать, попробовать на вкус или положить в карман.
