«Тревожная информация пришла сегодня из зоны карантина. По неподтвержденным сведениям пятеро бойцов ОМОНа из задействованных в операции по обезвреживанию опасной молодежной банды были поражены неизвестным психическим заболеванием, которому ранее были подвержены только подростки данного района. Это первый зафиксированный случай заболевания среди взрослых. Напомним, что данное психическое заболевание характеризуется полной потерей признаков личности и на сегодняшний момент не является излечимым…»
* * *
Стас с трудом оторвался от чтения сводок. Все это выглядело каким-то бредом. Нельзя сказать, что он знал Никиту как облупленного, но представить, что тот встанет во главе молодежной группировки… И эти странные психозы… Хоть на куски режьте – все это как-то связано с его последним нырком. Определенно тот сильно изменил Никиту. Его мать тоже стала замечать странности в сыне…
Но все это лирика. Проблема в другом: почему опытные и всесильные спецслужбы не могут справиться с каким-то мальчишкой? Неужели он стал настолько опасен? И что это за дикая «болезнь»? Создается впечатление, что Никита, нырок и эта массовая амнезия – звенья одной цепи…
Так или иначе, время поджимает. Маркер на цели не может держаться слишком долго.
Стас вдруг вспомнил свой визит в закрытую клинику, который ему организовали его знакомые из разведки.
Зрелище предстало ему жутковатое и тревожное. Эти самые «больные» вовсе не выглядели больными. Нет, это слово сюда не подходило. Это называется по-другому.
Они просто не выглядели живыми.
Они стояли и смотрели на него – одинаковые в своем равнодушии, каком-то обреченном спокойствии, в своих жутких белых пижамах. В любой лабораторной крысе было больше живой души, чем в этих биологических автоматах, что остались на месте пораженных недугом людей.
Он сказал – «живой души»? Что-то отчаянно просилось на ум, какая-то мысль пыталась пробиться через мешанину несвязных мыслей…
Нет, ничего. Пустота…
В кабинет ворвалось какое-то взмыленное и взлохмаченное тело. Оно немедленно опрокинуло со стола огромную кипу бумаг, с чертыханием споткнулось и, потеряв равновесие, ухватилось за монитор компьютера. Стас все-таки успел вырвать из скользких лап падающий монитор, и разрушения не переросли в разряд катастрофических.
– Что случилось, Батхед? – раздраженно воскликнул Стас, окидывая взглядом принесенный психологом хаос.
– Да вот, кофейку зашел попить… – поднимаясь с пола, пробормотал Батхед. – Что-то я нервный стал в последнее время…
– Может, пора перестать пить кофеек в рабочее время? – пробурчал Стас, собирая раскиданные листки сводок. – Тебе бы успокоительное не помешало…
И без того путаные мысли окончательно разбежались по углам, и остаток рабочего настроя смыло окончательно. Стас бросил на стол скомканные сводки и плюхнулся в кресло. Перед ним на стуле виновато сидел Батхед. Впрочем, с таким взглядом, что сердиться на того не представлялось никакой возможности.
– Ну, кофейку так кофейку, – махнул рукой Стас. – Делай, раз уж предложил…
Пили кофе, вяло трепались. Все-таки треп на работе – совсем не то, что на ночной кухне. Нет здесь этого особого, знакомого, наверное, только русским, особого мистического кухонного ощущения. Будто готовятся на ночных кухнях не только борщи да кофе, но и особенно аппетитные мечты, свежие идеи и горячие мысли. Наша кухня – это что-то вроде тысячекратно разбитого на мелкие паззлы кухонь английского парламента. Видимо, как и в методах ведения войны, наша политика пропитана древним скифским духом – партизанщиной и заговорщиной.
– Знаешь, Стас, у нас большие проблемы, – сказал Батхед, прихлебывая кофе из большой кружки с золотой надписью «Татьяна» (что за Татьяна? откуда? Непонятно).
– Я не успею подготовить к сроку ни одного нового ныряльщика, – продолжил Батхед. – Надо посылать Лизу. Или Русика.
– Отпадает, – махнул рукой Стас. – Слишком опасное дело, чтобы посылать Руслана. И одну Лизу – тоже никак нельзя… Нужны еще двое новых.
– Отпадает, – парировал Батхед. – Ты же знаешь, что бывает с неподготовленными…
– Знаю, – буркнул Стас, – потому и пытаюсь выцепить обратно нашего Никиту…
Батхед задумчиво достал из распечатанной пачки печенье и макнул его в кофе. Вынул, посмотрел, как стекает с того коричневатая жидкость, снова опустил в кофе. Наконец кусок печенья, разбухнув, отвалился и плюхнулся в кофе, расползаясь по поверхности.
– Это отвратительно, – сказал Стас.
– Да, ситуация… – согласился Батхед.
– Я не верю в то, что Никиту удастся вернуть. С ним явно что-то не так. После возвращения из мира этого странного Громина он совершенно не похож на себя. Все эти банды, грабежи. Эти сумасшедшие… Как будто подменили его…
– Согласен, – кивнул Батхед. – И здесь решение только одно.
– Ну? – недоверчиво поднял бровь Стас. Он уже не верил ни в какие решения. Все могло быть только еще хуже.
– Надо делать ныряльщиками взрослых.
Стас поперхнулся кофе. С досадой поставил на стол и отодвинул от себя кружку.
– От кого угодно мог ожидать такие речи, но только не от тебя! – сказал Стас. – Ты ведь психолог! Ты ведь прекрасно владеешь вопросом…
– Именно поэтому я и говорю об этом! – азартно возразил Батхед. – Давай еще по кофе, а?
– Мне хватит. И тебе, я думаю, тоже, – произнес Стас.
– Нет, мне можно, – с таинственной улыбкой заявил Батхед. – Ведь именно я рождаю необычные идеи, верно?
– И что же здесь необычного, – пожал плечами Стас. – Применить Челнок к взрослым и снова пополнить армию сумасшедших? Знаю, проходили уже…
– Вот! – значительно поднял указательный палец Батхед. – Вот то-то и оно! Косность мышления! Вот все они, взрослые, мнят себя стоящими на более высокой ступеньке умственного развития. А по сути – попросту топчутся на месте. Более того, ничего не желая замечать вокруг себя, катятся вниз…
– Постой, что ты хочешь сказать?
– Да то, о чем и говорил всегда, когда пытался объяснить эту невозможность для взрослых путешествовать по человеческим вселенным. Интеллект взрослого совершенно не гибок. Он – словно застывшая глина, та, из которой в детстве можно лепить все, что угодно. Нырок просто ломает его, оставляя часть рассудка где-то там, в чужом мире. Отсюда, кстати, возникла еще одна моя теория…
– Что за теория?
– Разве я не рассказывал? Про душевнобольных. Я готов утверждать, что значительная часть из них больны вовсе не по тем причинам, которые приписывает им наша психиатрия. В конце концов она не знакома с теорией нырка… Так вот, мне кажется – они просто-напросто нашли свой путь в какой-нибудь из внутренних миров. И… не смогли выбраться полностью. Шизофрения – типичный пример…
