Одну из стен целиком скрывала искрящаяся в свете ночника складчатая штора. Отдернув ее, обнаружил стеклянную дверь. Неужели отсюда так просто выбраться?.. Не просто. Это он понял, когда вышел на балкон, и взгляд наткнулся на развалившегося в плетеном кресле парня в темной одежде, напоминающей костюмы ниндзя.
– Только не вздумайте прыгать, – приветливым тоном предупредил «ниндзя». – Внизу дежурят еще двое, а если вы сиганете и расшибетесь, нам отвечать.
Ник промолчал. Не больно-то и хотелось, все-таки третий этаж. Побег состоится завтра. Для кого в театре будет опера, а для кого – боевик с погоней.
Охота пуще неволи. Эту поговорку Ксават слышал от кого-то из иммигрантов. Кажется, от Марго – еще в ту пору, когда он жил в Хасетане и не был Ксаватом цан Ревернухом.
Ему пришлось раскошелиться на абонементы в Золотой зал, чтобы и у него, и у охотников была возможность свободно разгуливать по всем четырем зрительным залам. Сколько денег он на это угрохал – вслух лучше не говорить, а то в горле начинает клокотать, и хочется твердить, не останавливаясь: «Срань, срань, срань…» Потому что билеты в Золотой зал стоят дорого, а абонементы на все время гастролей Энчарэл – еще дороже.
Пошли втроем, Элизу с Виленом Ксават с собой не взял. Еще не хватало дармоедов по театрам водить.
Они делали вид, что не знают друг друга, но в антракте после первой части изрядно перенервничавший Ксават подошел в буфете к столику, где устроились охотники, церемонно извинился и спросил разрешения присесть – как было договорено заранее.
– Здесь он? – нетерпеливым шепотом осведомился Ревернух.
– Неизвестно, – Донат тоже говорил негромко. – Обратите внимание на тех двоих. Видите, около кадки с монстерой, один в пурпурном костюме, другой в бордовом?
– Думаете, кто-то их них? – поглядев на двух мужчин, остановившихся возле темно-зеленого растения с круглыми узорчатыми листьями (эту срань, говорят, завезли из сопредельного мира, как будто в Иллихее своей срани мало растет!), прошептал Ксават.
– Нет. Это Хевдо и Байнерих, наши, так сказать, коллеги. Как по-вашему, что они здесь делают?
И в прищуре, и в тоне Пеларчи было столько сарказма, что монстера под его взглядом должна была скукожиться и увянуть. Сразу видно, не жалует конкурентов.
– Выслеживают ту же дичь? – предположил Ксават, отхлебнув горячего кофе.
– А как вы думаете, зачем?
– Известное дело, хотят его убить и стать Истребителями. Какую бы власти ни вели двойную игру, закон есть закон, и тому, кто его прикончит, положен титул и награда.
– Не угадали, – Донат желчно ухмыльнулся. – Они хотят выпить за его счет.
Ксават поперхнулся кофе, а когда откашлялся, только и смог выдавить:
– Как – выпить?.. Почему?..
– Это уже не в первый раз. Они слоняются там, где он может появиться, и стараются вычислить его среди публики, а потом подсаживаются и намекают, что надо бы угостить их за догадливость. Это не охотники – это позорище!
– Сброд, – процедил Келхар цан Севегуст.
– Срань, – согласился Ксават, впервые он был полностью солидарен с Келхаром. – Неужели у них нет денег на выпивку?
– Смотря на какую. На обыкновенную есть, конечно, однако тот, о ком мы говорим, может позволить себе «Яльс» или «Звездное молоко».
У Ксавата вырвался благоговейный вздох: речь шла о винах, которые стоят по нескольку десятков «лодочек» за бутылку, ими угощаются самые богатые богачи раз-другой в год по большим праздникам. Сам он ни разу в жизни не пробовал ни «Звездного молока», ни «Яльса».
– Вот так эти прощелыги и охотятся! – с неодобрением заключил Донат, тяжело глядя на охотников-ренегатов. – Идемте, Келхар.
Они выбрались из-за столика, скрылись среди публики. Незнакомые люди обменялись несколькими фразами и расстались – так это должно восприниматься со стороны. Ксават, впрочем, знал, что Пеларчи и Севегуст далеко не ушли: следят за ним, а также за теми, кто рядом с ним ошивается.
Театральный буфет располагался, как заведено, на круговом балконе над фойе, столик стоял возле перил, и Ксават мог сверху наблюдать, как два засранца, Хевдо и Байнерих, бродят в толпе, высматривая «дичь». Ему вспомнился рейд охотников по хасетанским ресторанам в тот памятный последний вечер: тоже, небось, искали Короля Сорегдийских гор, чтобы нажраться за его счет, а сколько было крутизны!
Он допил последний глоток кофе, раздраженно покосился на компанию золотой молодежи, оккупировавшую один из соседних столиков. Стройный русоволосый юноша и несколько девиц в бриллиантах и жемчугах угощаются мороженым. Ксавату хотелось отчитать их, сделать замечание (мол, в театр приходят музыку слушать, срань собачья, а не мороженое дегустировать), но он вовремя признал среди них Неллойг цан Пагривуст, которую видел в Раллабе – девка состоит в родстве с государыней, обласкана при дворе, такую попробуй тронь! – и не стал связываться.
А парнишка похож на мерзавца Ника… Ревернух, уже собравшийся было подойти к буфетной стойке и тоже потребовать мороженого, так и замер, привстав, с приоткрытым ртом, когда разглядел, что это и есть Ник. Срань собачья, да что же это за дела творятся в Иллихейской Империи?..
Не иначе, этот кошкин стервец вымыл голову, чтобы продемонстрировать свою роскошную темно-русую шевелюру во всей красе! И вдобавок сменил мешковатую одежду путешественника на отлично сшитый вечерний костюм, синий с серебряным узором, подчеркивающий изящество ладной фигуры. Хорош мерзавец… Действительно, очень хорош, Клетчаб Луджереф в молодые годы и вполовину таким красавцем не был. А сколько вокруг него первосортных девах увивается… От зависти и злости Ксавата натурально скрутило, и это было ничуть не лучше, чем приступ подагры, даже еще больней.
– Прошу прощения, сударь, вам нужна помощь? – почтительно поинтересовался остановившийся рядом служитель в поношенном бархатном халате с вышитой пятицветной эмблемой улонбрийского театра.
– Нет! – с ненавистью прохрипел Ксават. – Это не мне нужна помощь, это иллихейской культуре нужна помощь, всему нашему обществу! Молодежь ходит в театр не пение слушать, а хихикать и флиртовать, как в ресторан! – он нарочно повысил голос, чтобы Ник со своими шлюшками это услышал. – Пустили сюда голодранцев из Окаянного мира, и теперь нашу культуру можно похоронить, потому что она разлагается и воняет! Вы чувствуете эту вонь?!!
Старая театральная крыса отшатнулась и юркнула в толпу бездельников, которых набежало в буфет так много, что кольцевой балкон того и гляди рухнет в фойе, на головы другим таким же расфуфыренным бездельникам. Ник и липнущие к нему бесстыжие аристократки, нимало не смутившись, продолжали кушать мороженое, словно не их сказанное касается. Где-то неподалеку, в этом же, как выражается Донат, «пространственном множестве», рыскал пожиратель душ, а охотники манкировали своим долгом, потому что на уме у них одна дармовая выпивка. И если бы кто сейчас подошел и сказал, что в подлунном мире есть справедливость, Клетчаб Луджереф в зенки бы ему наплевал!
