Ник в первый раз был в иллихейском театре. Планировка не такая, как в земных театрах: сцена круглая, вроде цирковой арены, и к ней с четырех сторон примыкают, словно лепестки цветка, зрительные залы – Золотой, Красный, Голубой и Зеленый.
Ника привели в Золотой зал, самый шикарный из четырех: мягкие кресла, много позолоченной лепнины, потолок расписан сценками из жизни Девятирукого бога – здешнего покровителя театрального искусства.
Девочки от него не отходили, это и смущало, и в то же время было приятно, хотя Ник подозревал, что Неллойг, Марина и Вимарса видят в нем своего рода экзотическую игрушку. А Эннайп… Эннайп наблюдала за ним с настойчивым интересом, как будто хотела разгадать какую-то загадку. Несколько раз за сегодняшний день она пыталась уединиться с ним, однако остальные этого не допускали. Он слышал, как Вимарса возмущенным шепотом выговаривает: «Это нечестно! Думаешь, если ты переговорщица, так тебе всегда должно доставаться все самое лучшее в первую очередь?!» Что ответила Эннайп, он не разобрал. «Самое лучшее» – это, что ли, о нем? Наверняка смеются.
Дерфаровы «ниндзя», скорее всего, находились поблизости, но Ник их не замечал. Сам Дерфар сидел в компании джентльменов, изъяснявшихся на каком-то аристократическом сленге; Ник не понимал, о чем идет речь.
Красавица Марина представила его своей матери – миловидной светловолосой даме, Ольге цан Аванебих.
– Или Ольга Валерьевна, – улыбнулась та, перейдя на русский. – Я здесь уже двадцать два года. Ник, вы обязательно должны заглянуть к нам в гости и рассказать мне о перестройке, хорошо?
– А вы… – он запнулся, не зная, можно об этом спрашивать или нет.
– Я была бортпроводницей. Наш самолет летел из Иркутска во Владивосток, и начались неполадки в моторах. Нас поймали в воздухе. Там, наверное, долго искали обломки… Сначала я просилась домой, а потом вышла замуж за принца. Надеюсь, вы здесь уже освоились?
Раза два Ник улавливал, что в компании Дерфара говорят о нем, но больше ничего разобрать не мог. Во всяком случае, враждебного или пренебрежительного отношения он не ощущал.
Пока ничего плохого не происходит, но неизвестно, что будет потом, когда появится «тот, кого ждут». Сначала хранителя кулона попробуют подкупить – а после того, как это не сработает?.. Угрожают ли ему побои или пытки? Вопрос, насколько далеко готов зайти Эглеварт, чтобы избавиться от осточертевшего Регининого песика.
Акустика в улонбрийском театре была великолепная. Энчарэл, статная, рыжекудрая, в отороченной мехом белой хламиде и усыпанной драгоценными камнями маске, стояла в центре круглой сцены и поворачивалась то к одному, то к другому из четырех зрительных залов. Ее дивное сопрано было одинаково хорошо слышно повсюду. Возможно, иллихейцы использовали для этого какую-то магию.
Когда она пела, на слушателя накатывали сверкающие волны, и казалось, что сквозь тебя прорастают стебли странных цветов, и воздух пронизывали заблудившиеся звездные лучи, сплетались в узоры, которые на мгновение-другое твердели, а потом снова становились нереальными, уплывали в область сновидений. По крайней мере, так оно было для Ника. Он не смог сбежать ни с первой части, ни со второй, волшебное пение Энчарэл его завораживало – никаких «ниндзя» не надо.
Последний шанс – слинять отсюда во время второго антракта.
Девочки опять потащили его в буфет на длинном круговом балконе.
– Возьмем фруктовые коктейли! – объявила Вимарса. – Ник, вы какой хотите?
– Оранжевый.
Зрителям из Золотого зала не надо платить за угощение – это входит в цену билета. Оранжевый коктейль похож, наверное, на апельсиновый сок. Жалко, что так и не придется его попробовать.
Ник оглядел заполненное народом помещение. Ничего особенного. Это совсем как в Москве, когда ему приходилось добывать еду на вокзалах и в заведениях общепита. Алгоритм был такой: осмотреться – наметить путь к отступлению – схватить какую-нибудь недоеденную булку, оставленную на тарелке – и сразу рвать когти, пока не получил от местных оборванцев, которые считают эту точку своей. Объедками Ник давно уже не интересовался, но навыки, выработавшиеся за несколько месяцев голодной жизни, сейчас оказались кстати.
Если перепрыгнуть через перила – никаких гарантий, что он приземлится, не переломав ноги. Если вниз по лестнице и к парадному выходу – люди Дерфара его перехватят. Остается служебная дверь. Хотя бы вот эта, она уже несколько раз открывалась и закрывалась, туда уносят использованную посуду.
Ник метнулся к двери так стремительно, что вряд ли кто-нибудь успел что-то понять… Хотя, нет, «ниндзя» наверняка поняли, их не стоит недооценивать.
За дверью оказался неожиданно узкий коридор: под ногами тусклая желтоватая плитка, стены выкрашены темно-розовой масляной краской, на потолке полустершаяся роспись, напоминающая арабески. Глазеть сейчас на нее – верный путь в лапы к Эглеварту, жаждущему свернуть шею заиньке и скомпрометировать Ника и Миури перед заказчицей.
Граненые стеклянные плафоны светили неярко, словно нехотя. Из боковых проемов доносились голоса, плеск воды, звяканье посуды. Позади хлопнула дверь… Но Ник уже заметил за очередным проемом лестницу. Слетев вниз, чуть кого-то не сшиб, машинально пробормотал извинение.
Топот наверху. Коридор плавно заворачивает, возле приоткрытой двери – белое облако не то пудры, не то крохотных мотыльков. За низкой аркой слева промелькнуло знакомое фойе.
Ник свернул в другой коридор. По обе стороны темные дверцы стенных шкафов (он открыл одну, другую, третью – сплошь полки с коробками), и на всех таблички; некогда читать, что там написано. Фиолетовый потолок с потускневшими золотыми разводами, это ж надо… Позади – определенно звуки погони.
Добежав до конца, он рванул створку центральной двери. Заперто. А боковая – треснутое рифленое стекло – открылась сразу. Лестница уводит вверх, на второй этаж, туда ему не надо, зато распахнутое в темноту окно – это в самый раз. В углу, под лестницей, обнималась парочка, Ник заметил их мельком, перед тем как выпрыгнуть наружу.
Теплый лиловый вечер. Окружающее пространство залито светом вычурных фонарей. Продравшись через душистый кустарник, Ник стремглав бросился в малоосвещенный переулок. На секунду оглянулся на здание театра – монументальное, округлое, похожее на собор.
Он свободен. Теперь надо выбраться из Улонбры.
Ксават цан Ревернух не тупак, поэтому раньше всех допер, что происходит. Видать, Ник не так прост, как поначалу казалось, и задумал, втершись в доверие к аристократам, то ли что-то у них стащить, то ли какую аферу провернуть – короче, нажиться. Наглый молодой прохвост, еще не битый цепняками, не обломанный жизнью и уверенный в том, что ее величество удача будет сама за ним бегать, как все эти холеные высокородные соплячки в бриллиантах.
