— Ну нет, на такое никто не решится, — покачал он головой. — Заншаа не тронут, это центр империи, ее символ. Здесь, в Вечном пристанище, покоятся Великие господа… Если на Акрополь начнут падать обломки… это же святотатство! Никто не станет подчиняться правительству, которое допустит такое.
— Если победим, признают, — жестко произнесла Сула. — Заставим. — Она мягко высвободилась из объятий и взяла со стола чашку с кофе. — Только ничего этого не понадобится. Планетарное кольцо построено так, чтобы можно было его убрать.
— Что? — вытаращил глаза Мартинес. — Ты шутишь?
— Нисколько. Когда меня назначили охранять подъемник сразу после мятежа, я изучала документы, чтобы понять слабые места конструкции. Те инженеры были не дураки и предусмотрели такой случай. Кому нужно, чтобы кольцо грохнулось на планету, да ещё с запасами антиматерии? Если опоры убрать, то центробежная сила сама оттолкнет кольцо от планеты — так рассчитана орбита.
— Даже если оно разобьется на куски? — недоверчиво спросил Мартинес.
— Они точно определили, в каких местах нужно разместить заряды. Самое интересное, что заряды там долгое время и находились, под строгой охраной, — пока шаа не удостоверились, что планете ничто не грозит.
— А как же опоры? Они ведь упадут.
Сула спокойно продолжала намазывать джем на хлеб.
— Я же сказала, инженеры были не дураки. Разъемные механизмы расположены здесь, у поверхности. Опоры улетят в космос вместе с частями кольца. — Она откусила сразу полбутерброда и продолжала говорить с полным ртом: — Представь себе ярость наксидов. Вместо того чтобы спокойно доставить сюда новое правительство с армией и опустить их на планету, им придется решать кучу технических проблем!
— А здесь, — подхватил Мартинес, — им можно будет устроить горячий прием! Заншаа могут защищать тысячи солдат!
— Ну, это уже сказки, — фыркнула Сула. — Любую армию можно сжечь с орбиты.
Он торжествующе усмехнулся.
— Они, не задумываясь, сожгли бы любой город — но только не Заншаа! Он им нужен в целости, как символ, самое священное место в империи. Сжечь Великое прибежище? Парламент? Скрижали Праксиса? Никогда!
Глаза Сулы загорелись, щеки вспыхнули.
— Тогда мы можем защищать город сколько угодно!
Мартинес пожал плечами.
— Ну… по крайней мере довольно долго — пока наксиды не перебросят на поверхность планеты достаточные силы…
— А мы тем временем будем строить новые корабли на окраинах империи, — продолжила Сула. — И когда-нибудь вернемся!
— Ну да, хотя… они тоже будут строить. — Мартинес задумался. — Кто знает, как они поступят, если мы уведем флот. Может, кинутся в погоню?
Зеленые глаза снова сверкнули.
— Нет, не смогут.
— Почему?
— Потому что не узнают, куда мы ушли. Возле Заншаа находится восемь межпространственных ворот. Даже если они угадают или узнают и начнут преследование, им придется оставить здесь часть кораблей, а мы сможем вернуться через другие ворота и разбить их. Нет, наксиды не станут распылять силы, они останутся здесь — они застрянут, причем надолго.
— В таком случае мы, пожалуй, сможем перейти в наступление, — задумчиво протянул Мартинес.
— Да. К примеру, бить по районам, которые сейчас контролируются наксидами…
— …перехватывать их подкрепления и уничтожать верфи, — подхватил он.
— …одновременно защищая город здесь, внизу…
— …а потом укрепить флот, собрать его в один кулак…
— …и освободить Заншаа! — почти крикнула Сула, взмахнув рукой, и тут же печально поникла. — Только кто нас с тобой послушает? Пока флот привязан к Заншаа с приказом победить или умереть.
Мартинес уже прикидывал в уме, кто мог бы оказаться полезным. Лорд Чен, возможно, лорд Пьер Нгени, командующий Дофаг… Кто еще? Попросить Шанкарашарью поговорить с лордом Пеццини?
В конце концов, если понадобится, можно пойти и к самому лорду Саиду, предводителю парламента. Они уже успели обменяться несколькими словами на церемонии вручения Золотого шара… Неужели такая награда не заслуживает хотя бы нескольких минут его драгоценного внимания?
— Надо составить письменное предложение, — медленно заговорил Мартинес, — подробное, с учетом всех вариантов.
Он слишком хорошо помнил, что получилось, когда он выдвинул на военном совете сырую идею.
Сула недоверчиво скривилась.
— Думаешь, кто-нибудь станет читать?
— Об этом подумаем потом, сначала напишем.
Убрав со стола тарелки, они снова заварили кофе и принялись за работу.
Мартинес, ещё чувствуя на губах вкус прощального поцелуя Сулы, возвращался во дворец Шелли, ощущая в себе пустоту, смешанную с благоговением. Казалось, его мозг разом выплеснул всю накопленную энергию, и теперь нуждается в подзарядке. Они с Сулой составляли идеальную пару: пока один дорабатывал детали, другой уже перескакивал на следующий принципиальный вопрос, готовя почву для совместного обсуждения. Теперь уже невозможно было вспомнить, кому их них принадлежала та или иная идея. Это походило на чудесную, небывалую ночь любви… служа ей чудесным дополнением.
Легко взбежав по ступеням, он наткнулся на Роланда, как раз собиравшегося выходить. Застегивая пиджак, брат одарил его угрюмым взглядом.
— Я тут маюсь весь день с семейными проблемами, а ты являешься в середине дня и явно прямо из постели.
— Это все военная форма, — весело парировал младший брат. — Ни одна девушка не может перед ней устоять.
— На этот раз ее жертвой пала, конечно, Аманда, — язвительно заметил Роланд. — Пора бы тебе серьезно задуматься о будущей семейной жизни, как это сделала твоя сестра.
Загадочно улыбнувшись, Мартинес не стал поправлять его. Аманда так Аманда.
— А где же счастливая невеста? — спросил он.
— У юриста, и я тоже туда направляюсь. — Роланд одернул пиджак и критически оглядел себя в зеркале. — Нужно обговорить последние поправки в брачном контракте.
— Пустяки, счастье зависит не от контрактов, — отмахнулся Гарет. — Что-то я до вчерашнего вечера не видел счастливых влюбленных вместе… да и кто такой этот жених?
— Просто ты слишком много спал в последние дни. — Роланд шагнул к двери и уже взялся за полированную бронзовую ручку, но вдруг остановился, обернувшись к брату. — А почему это тебя вообще удивляет? Брак в большей степени имеет отношение к деньгам, собственности и вопросам наследования, чем ко всему остальному.
— Твое романтическое легкомыслие, — шутливо нахмурился Гарет, — когда-нибудь доведет до беды.