class="p1">— В вашу честь пьют, — сообщил мне один из кентских ютов.
Я тоже поднял чашу, продемонстрировал папаше-хозяину дружелюбный оскал и сообщил по-русски:
— Чтоб тебе гадить часто и жидко!
— Что он сказал? — забеспокоился местный главарь.
— Это он по-ирландски, наверное, — предположил Красный. — Я этого языка не знаю.
— Ну и пес с ним, — папаша подмигнул мне и опростал кубок.
Я же дождался момента, когда капитан выбрался на крылечко отлить, и пошел за ним.
И после того, как мы дружно освежили двор гостеприимного ютландского родича, завязал шнурок, повернулся к капитану и сказал на языке славных викингов:
— Я знал, что ты храбрый человек, Красный, но не думал, что настолько храбрый.
— Ты говоришь? — от изумления капитан даже шаг назад сделал, едва не свалившись с крылечка.
— Это последнее, что должно тебя беспокоить, дружище, — заметил я.
— Ага… — пробормотал Стен, пытаясь собрать в кучку разбегающиеся мысли. — А почему я храбрый?
— Потому что ты сегодня ночью собрался украсть верегельд, который нортумбрийский конунг Элла посылает Рагнарсонам.
— Верегельд? Рагнарсонам? За кого?
Он трезвел буквально на глазах.
— За их отца, за кого ж еще.
Зрачки у капитана расширились:
— Рагнара Лотброка?
— А разве у них был еще один отец?
— Кто убил? — выдохнул Стен.
— Как кто? Элла-конунг, конечно. Бросил его в змеиную яму. А потом узнал, кто это был, раскаялся и решил откупиться.
Капитан аж подпрыгнул. Вернее, попытался, потому что я его снова придержал.
— Даже и не думай, — я покачал головой. — Ты уже взялся за это дело. Бросишь или сбежишь, будет только хуже. Ты ведь знаешь Ивара?
Кивок.
— И Сигурда Змееглазого.
Губы капитана задрожали.
— С этой лодки можно спрыгнуть только в сети Ран, — порадовал его я.
— Лучше так, чем в лапах сыновей Рагнара, — проговорил капитан.
Он пытался совладать с охватившим его ужасом, и у него получалось. Молодец, что тут скажешь.
— И чем только думал твой конунг, когда решил откупиться от Рагнарсонов.
— Думал, что откупится, — усмехнулся я.
— А ты? — Капитан посмотрел на меня совсем уже трезвыми глазами. — Зачем ты взялся за это дело, если все знал наперед? Тебя ведь тоже убьют. Они всех нас…
— Не всех. — Я отпустил Стеново плечо. — Меня не тронут. Я — Ульф Хвити с Сёлунда. Ярл Ульф Хвити. Слыхал обо мне?
Капитан наморщил лоб… потом мотнул головой. Нет, не слыхал.
— А вот это ты узнаешь? — я свободной рукой извлек из-за пазухи выданный мне когда-то медальон с личным знаком Ивара Бескостного.
О, эту штучку капитан знал. Ее знали даже в самых дальних норвежских фьордах.
— Надеюсь, ты больше не попытаешься украсть верегельд Рагнара?
Капитан энергично замотал головой.
— И родичу своему скажи, Красный. Нельзя, чтобы они убили англичан. Когда Рагнарсоны услышат новость, они захотят пустить кому-нибудь кровь. И лучше пусть это будет кровь чевиотских лордов, а не твоя. Как считаешь?
— Я скажу! — оживился капитан. — Я скажу всем…
— А вот всем — не надо. Мои слова о смерти Рагнара — только для ушей его сыновей. Они должны услышать первыми. Тебе я сказал, чтобы ты не наделал глупостей.
— Я перед тобой в долгу, — Стен прижал кулак к груди.
— Ты будешь в еще большем долгу, когда твой корабль выйдет из Роскилле-фьорда.
— Ты обещаешь?
— Я обещаю, что сделаю все, чтобы Рагнарсоны не вырезали ваши сердца. Это будет нелегко, потому что им очень захочется это сделать, а если Рагнарсоны что-то хотят, удержать их трудновато. Но я постараюсь. И еще: ты теперь мой человек, Стен. Отныне и до того часа, когда покинешь Роскилле. Ты понял?
— А родичи Эллы?
— До них мне дела нет. Думаю, они умрут, — сказал я равнодушно. — И смерть их будет интересной. Ивар с Сигурдом такие затейники.
— Все, что ты скажешь! — пообещал капитан Стен. — Спаси нас! Век буду за тебя Бога молить!
— За себя моли, — посоветовал я. — Тебе нужнее.
А чевиотские лорды, как и предполагалось, наелись, напились, попользовались хозяйскими тир [17] и улеглись спать на почетных местах, так и не узнав, что могли и не дожить до утра.
Самое большое искушение, испытанное мной: заглянуть домой перед тем, как плыть в Роскилле. Я смотрел, как медленно приближается полоска сёлундского берега, и думал, что стоит мне пройти мимо входа в Роскилле-фьорд, и совсем скоро я обниму своих любимых. На мгновение мне даже показалось, что я вижу стоящую на причале Гудрун…
Это искушение усиливало желание прийти в Роскилле не на чужом кнорре, а на собственном драккаре, со своим хирдом.
Когда я уходил с Рагнаром, «Северный Змей» и «Клык Фреки» стояли у моего причала.
Была, конечно, вероятность, что Медвежонок не усидел на месте в самую охотничью пору…
Нет, нельзя. Нельзя предсказать реакцию Рагнасонов на весть о смерти отца. И лучше пусть со мной рядом будут чужие, а не свои.
Я принял решение и не изменил его, когда кормчий переложил руль и кнорр взял правее, огибая мыс, чтобы войти в залив, который мы, сёлундцы, называем Роскилле-фьордом.
— Белый щит на мачту! — напомнил я Красному.
Так положено. Будь у нас на носу голова дракона, ее следовало бы снять или хотя бы накрыть тканью, чтобы не дразнить местных духов, а главное — местных хёвдингов.
Но у нашего судна фигуры не было, так что — белый щит. Мы идем с миром.
Да уж, с миром. Вряд ли сюда когда-нибудь заходил столь же неотвратимый вестник будущей войны. Разве что в тот день, когда жене Рагнара Аслауг принесли весть о смерти ее конунгов-пасынков Эйрика и Агнара от рук свейского конунга Эйнстейна.
Судов во фьорде было много. Большая часть — торговые, но пару раз попались и боевые драккары.
Один шел навстречу и не удостоил внимания пузатый кнорр с белым щитом на мачте. Второй, попутный, обогнал нас и тоже проигнорировал. Даже обидно как-то. Целое посольство, а никому до него дела нет.
На сей раз я не сидел на руме. И мои парни тоже. Пару дней назад море решило преподать нам небольшой урок. Кнорр его
