А потом вдруг из окна второго этажа соскакивает длинная гибкая человеческая фигура, приземляется, перекатывается, поднявшись на одно колено, веером выпускает длинную очередь из автомата. Солдаты у костра разбегаются врассыпную, человек, поднявшись с колена подлетает к нам:
- Ломитесь, живо!
- Герман?! Ты что - тоже умер?
- Какое "Тоже"?! Совсем дурак? Я пока помирать не намерен, да и ты на покойника не похож. Ну что вы тут, разэтак вашу, корни, что ли пустили?!- странно, откуда он тут? Да еще в светлых брюках и пиджаке - с автоматом ну никак не вяжется…
Несемся, сломя голову - Герман замыкающий - проскакиваем перекресток, кажется, кто-то пытается стрелять из боковых проулков… Наконец останавливаемся, перводим дух.
- Герман? Ты-то здесь какими судьбами?
- Тебя, засранца, вытаскиваю. Не допер, деятель? Костюм вот изгадил…- он сокрушенно осматривает грязь на пиджаке.
- С нами прогуляться решил?
- Ага, как же… У меня дела поинтереснее есть,- он оглядывает перепачканный костюм и мрачно поправляется:- Вернее, были. Адью,- он делает безуспешную попытку отряхнуть штанину, потом машет рукой и поворачивается, чтобы уйти.
- Счастливо,- произношу я уже ему в спину.
- Нижайше благодарю за такое счастье,- зло откликается он и пропадает в темноте. Полный бред…
Поворачиваю к себе Ильмиру:
- Ты что-нибудь понимаешь?
- А ты? Кто это был?
- Старый друг… Выходит, он тоже погиб.
- Эльф говорил - мертвый живому не помощник.
- Он говорил иначе… Но откуда же ему иначе здесь взяться? Он из орденцев, а у них на такие штучки запрет, если помнишь.
- Запрет запретом, но у этих мест свои законы.
- Это да. Например, никого из чумных кварталов не выпускать. Пошли-ка, а то они там оклемаются, а никого с автоматом поблизости не случится.
Мы снова двинулись дальше, укутавшись в мой плащ. Романтическое странствие, чтоб его… Вот странно: за оцепление, вроде, проскочили, а тут все какое-то еще более мертвое - дома явно давно нежилые, окна повыбиты, торчат обломки балконов… И дождь полил еще сильней.
Я выругался сквозь зубы и посмотрел на небо. Еще одна странность: темнотища, вроде, а видно все четко. Ладно, условимся считать это специфической особенностью Запределья - то, что я в Столетнюю войну под Руаном дрался, меня же не удивляет? А вот ветер тут вполне земной, осенний. Как в Питере - так же до косточек пробирает… Стараясь не лязгать зубами, кричу почти в ухо Ильмире:
- Чуешь, ветрище? Как с моря!
Она смотрит на меня снизу вверх - и я вдруг понимаю, что неспроста этот ветер, что она пытается мне что-то сказать, что она уже кричит - но слов не слышно за ревом урагана. Дождь летит уже почти горизонтально, хлещет в спины, как из пожарного шланга, несет вперед. Пытаюсь оттеснить Ильмиру, прижать к стене, самому вжаться в камень, чтобы устоять под бешеным напором, на миг оборачиваюсь - ощущение, словно с головой погрузился. Давясь и отплевываясь, ору что-то матерное, сам себя не слыша, прижимая к себе правой рукой Ильмиру - в левой Хельмберт - пытаюсь еще ближе притиснуться к стене, переждать, чтоб не унесло, серебряная рукоять в руке нагревается… И тут вихрь подхватывает нас, несет как сухие листья. Только б не разметало! Нас гонит по улицам, точно мокрых куриц, выход один - побыстрей переставлять ноги, чтобы не упасть… А ветер все плотней, теперь мы уже не бежим, а висим в нем, густом, словно тесто, он начинает петлять, сворачивать в переулки, и не выбраться из него, а улицы все уже и глуше, и ни окон ни дверей - сплошные стены - вверх насколько глаз хватает… Что ж делать? Это известно заранее - скоро эти стены совсем сдвинутся, а ветер не замедлится, и нас попросту размажет! Да, но я Чародей, я могу мир сменить… нет не могу, слишком быстро мы движемся. И все же по наитию черчу знак Силы, направив его поперек движения, в потоке что-то ломается, теперь он движется рывками, как испорченный транспортер, потом вообще замирает. Что вокруг - поглядим потом, сначала надо как-то выбраться из клейкой густой черноты, в которой я увяз почти по грудь, как тогда, в Зачарованном…
Но чернота куда-то исчезает, и я обнаруживаю, что лежу носом вниз на чем-то ровном и холодном. Каменном. Не то какая-то дорога, не то пол. Правой рукой по-прежнему обнимаю Ильмиру, в левой - меч, а значит, все идет как надо. Ну, если не все, то хоть что-то…
Поднимаюсь на колени, все мускулы затекли. Переворачиваю Ильмиру лицом вверх, подсунув ладонь под голову, осторожно похлопываю по щекам:
- Подъем, подъем… Ты как - в порядке?
Она приподнимается на локтях:
- Все хорошо…- голос слабенький, подсевший. Оно и понятно - это ж я бугай, ко всему привычный, а ей такие упражнения внове…
- Ну вот и чудненько,- откликается кто-то звучным и бодрым голосом, я тут же оказываюсь на ногах, в боевой стойке, поворачиваюсь. Никого. Длинный, прямо-таки бесконечный коридор, смахивающий на подземный переход, только на стенах почему-то факелы натыканы, а свет - определенно электрический. И ни души…
- Что за шутки?
Невидимка диктор отзывается ехидно:
- Не узнал? Москва говорит, тундра этакая. Местное время 68 часов 10 минут 23 секунды угловой дуги циферблата. Температура за бортом минус десять градусов Келвина; влажность, конечно, хреновая, но настроение бодрое и отчетливое.
- Ты еще производственную гимнастику предложи,- огрызаюсь я.
- Да я-то, конечно, предложу… Но сразу предупреждаю: тебе ее делать придется.
М-да, чем черт не шутит, лучше не рисковать, а то меня можно будет в отделение для буйных сдавать без экзаменов…
- Ладно, ладно, верю… Ильмира?..- я вопросительно уставился на нее - проверить, не сам ли я с собой веду беседу. А она совершенно, кажется, обалдела от голоса ниоткуда, несущего ахинею. Да, точно, она же радио никогда не видела…
- Что это, Мик?
Безнадежно ухмыляюсь:
- Москва говорит… А ты, приятель, чего замолчал? Поведай, что новенького на необъятных просторах и вообще в мире.
- А чего ты хочешь-то?- в дикторском голосе недоумение.- Могу про урожай - ну сам понимаешь, посевная-уборочная, добрые фермеры, злые долгоносики…
- В другой раз… Что еще у тебя есть?
- На сегодняшних валютных торгах,- приободрился диктор,- зафиксирован новый курс доллара - северо-запад, что куда восточнее…
- Дальше,- командую я совсем уже безапелляционно. В бархатном голосе - растерянность:
- Я еще прогноз погоды могу…
- Валяй,- поощряю я. Это уже становится забавным… Был у меня сосед-алкаш, он вот так же с приемником беседовал каждый вечер.
- На Запредельщине ожидается полная беспредельщина!- радостно сообщает голос.- А пока позабавились - и хорош.