Проснулся и немец, привстал, поинтересовался, что случилось.
– Спите, – буркнул Воскобойников. – Причудилось что-то часовому.
Внутри домика было, конечно, не жарко, но, только высунувшись наружу, полковой комиссар понял, как холодно на улице. Услужливый ветер тут же швырнул ему в лицо целую пригоршню колючих кристалликов льда, резанул по глазам. Не видно было ни зги, только в рваных облаках иногда промелькивала луна.
– Головню из костра дай, – бросил назад Воскобойников.
Чибисов завозился, зашуршал, протянул головню. Не фонарик, конечно, но сойдет, подумал комиссар, другой рукой вынимая «браунинг». Выстрелить вот только могут на свет, лучше мишени не придумаешь, чем дурак с головней в такой вот полной тьме...
Выбравшись наружу, Воскобойников остановился, пригнувшись, и вслушался в вой вьюги. Ничего необычного. Хотя... показалось, или же справа, вон там, кто-то в самом деле захрустел ветвями?
Воскобойников, выставив перед собой «браунинг», сделал несколько шагов в этом направлении, остановился, снова прислушался.
Тишина.
– Хе-хе...
Смешок прозвучал совсем не весело, скорее страшно, жутко, словно засмеялся не человек, а какое-то животное, до такой степени не по-людски это было... Воскобойников отшатнулся, крикнул хрипло:
– Кто здесь?!
Снова смешок, чуть тише, левее. Воскобойников едва не выстрелил, но удержался.
– Товарищ комиссар! – позвали из еле видного в снежных порывах входа в домик. – Я иду, товарищ комиссар!
Это оказался устыдившийся собственной трусости Чибисов, за ним, с автоматом в руке, выполз Каримов.
– Тихо стойте, не шумите, – сказал Воскобойников, которому сразу стало спокойнее. Но что это, черт возьми, за смехач? Что ему тут делать? Или леший?
Комиссар вспомнил, как еще пацаном бабка Параша рассказывала им про лешего, про болотников, что огоньки на болоте жгут, про домового... Бабкины сказки? А пресловутые руны – не бабкины сказки? Начнешь во всё верить таким макаром...
Если леший тебя куда заплутал, надо спросить: «Куда идем-то?» – он и пропадет. Но мы-то никуда не идем, подумал комиссар, он... оно?.. оно само пришло...
– Стоять! – громко сказал по-немецки комиссар, потом повторил то же самое по-фински. – Стоять!
– Хе-хе...
Теперь сзади, от самого домика. Не видно же ничего, твою мать!
Вспышка, хлопок выстрела, тут же снесенный ветром.
– Кто стрелял?! – заорал Воскобойников, радуясь, что это сделал не он, не он палил по призракам, но кто-то всё же это сделал и, чем черт не шутит, отогнал ночного гостя.
– Я, товарищ полковой комиссар... Чибисов!
– Стрелял-то куда? В кого?
– Вот тут рядом со мной был, товарищ полковой комиссар, – в голосе Чибисова звучала смесь страха и облегчения. – Мужик вроде, метра полтора всего, от меня из метели выскочил да сразу и пропал...
– Мужик... Показалось небось сдуру-то. Лишь бы своих никого не задел! Все там целы внутри?
– Все, – отозвался кто-то.
– Слава богу...
Воскобойников прислушался. Ветер, деревья скрипят, больше ничего.
– Идем назад, – сказал он красноармейцам. – Чибисов, остаешься. Придет твой мужик – стреляй.
В домике все проснулись. Спросонья народ еще не сообразил, что за шум, что за выстрелы, а вот на Керьялайнене лица не было.
– Что такое, товарищ полковой комиссар? – спросил Вершинин, держа в руках «суоми».
– Чибисову показалось, кто-то вокруг нас ходил, смеялся.
Финн принялся креститься, забормотал что-то.
– Черта, что ли, увидал? – спросил Потапчук.
– Мэнвики, господин офицер, – сказал трясущийся от страха финн.
– Кто?
– Мэнвики. Злой дух, господин офицер.
– Заканчиваем нелепые разговоры! – рявкнул Воскобойников. – Спать! Всем спать, подъем уже скоро, четыре часа почти!
Но сам он уснуть не мог. Не спал и Керьялайнен, что-то шептал, качался, сидя у костерка. Чертов финн, перепугает еще всех... Хотя перепугаешься тут, подумал Воскобойников, вспомнив тихий нечеловеческий смех. Наваждение... Чибисов там небось в штаны наложит, один, в темноте, после всего этого. Ладно, скоро сменят.
Согревшись, комиссар задремал. Перед глазами поплыло пламя костра, Керьялайнен, еловые лапы потолка…
– ААААААААА!
Крик поднял всех. Кто-то, вскочив, задел непрочные балки шалаша, в дыру посыпался снег, ворвалась вьюга. Костер забился, с шипением погас.
– Кто кричал? Кто кричал? – надрывался Вершинин.
Комиссар, натыкаясь в темноте на красноармейцев, полез к выходу. В сутолоке его задели по голове, сбили шапку, кого-то он отшвырнул в сторону, чтобы не мешался, а когда выбрался, наконец, наружу, то сразу споткнулся и полетел лицом в снег. Перевернулся на спину, закричал:
– Свет! Свет дайте!
Показался Айнцигер со своей зажигалкой, поджег кусок какой-то тряпки, Борисенко помог комиссару подняться.
Чибисов лежал навзничь, голова его была неестественно свернута набок, и весь вид его, бессильное тело и открытые глаза, которые уже забил снег, показывали, что красноармеец мертв.
– Сука! – заорал невесть кому Смоленский и потянул из рук Вершинина автомат.
Политрук отпихнул его и скомандовал:
– Занять круговую оборону! Не стрелять без команды! Спокойно, товарищи!
И тут утих ветер – словно где-то выключили огромный вентилятор. В прорехе облаков появилась луна, ярко осветившая окрестности, большие хлопья снега кружились в воздухе, слышно было даже, как в разваленном домике потрескивают головни костра. И ни души вокруг.
– Шея сломана, – сообщил немец, осмотрев тело. – А кричал он, похоже, с перепугу, посмотрите на его лицо.
Воскобойников нагнулся. Бедный Чибисов... что же он такое перед смертью увидел?
– Что немец говорит, товарищ комиссар? – спросил Потапчук.
– Говорит, шея сломана.
– Эх, Чибисов, Чибисов, – вздохнул Вершинин.
– Сон отменяется, – сказал полковой комиссар. – Похороним Чибисова и двигаемся дальше, здесь оставаться нельзя. Черт его знает, что тут творится...
– Финны небось напали, – предположил Борисенко. – А потом увидали, что нас много, и бежать.
– Может, и так, – согласился Воскобойников.
– Что говорят ваши люди? – осведомился немец.
– Думают, что напали финны.
– И вы тоже так думаете?
– Я не знаю, что и думать, – признался Воскобойников. – Что-то здесь не так.
– Вам страшно, товарищ комиссар, – сказал немец. Не спросил, а сказал утвердительно, констатируя факт.
Воскобойников ничего не стал говорить в ответ.
Чибисова схоронили в глубоком снегу под приметной раздвоенной елью, совсем неподалеку от домика. На стесе Потапчук вырезал: «В.А.Чибисов, РККА, 1919 – 1939».
– Как к нашим выйдем, скажем, где схоронили, – промолвил он, – потом на родину отвезут.
