К концу четвертого дня мне удалось расширить брешь.
Она стала в два раза больше и позволяла вытечь достаточному потоку энергии. Два дня я ничего не делал, просто играл с ней, исследовал ее разными способами. Но ведь я искренне считал, что понимаю и действительно контролирую силы, которые привлек. Полностью убежденный в своей способности держать все под контролем, я разрабатывал метод направления энергии к практическим целям. Энергия для экипажей, освещения городов, обработки земли и воды, и никакого разрушения. Результаты меня более чем удовлетворяли.
Я совершу революцию в мире, дам ему все и, конечно, получу признание и награды за свои свершения. Мария, которая в последнее время стала задавать вопросы о моем, как она говорила, «супер усердии», поймет, работа была настолько важна, что требовала от меня безграничной преданности.
— Все, что вы пока сказали, звучит прекрасно, — прервала его Майя, на мгновение останавливая на нем взгляд. — Но что же пошло не так?
— Я был слишком самоуверен, в этом проклятие любого исследователя, где бы он ни был. Думал, что, открыв шлюз, я так же легко его закрою. — Черные глаза сверкнули. На заднем плане Голландец все еще слышал голоса. Теперь их стало больше, но пока он говорил, они не имели значения. — Я оказался дураком.
Казалось, что затянуть отверстие там, где он его прервал, задача совсем не сложная. Поток энергии вернулся бы на свой прежний уровень без каких-либо видимых осложнений.
Однако торжествующий ученый, как будто покоривший этот новый источник могущества, совсем мало знал о его природе. Он хотел основательно подготовиться к объявлению о своем открытии на весь мир. Голландец считал, что ему следует вернуться в университет, где он когда-то учился. Если во всем мире и существовала информация, которую он искал, то только там. Путешествие займет несколько дней, но тогда это не имело большого значения.
— Знаете, я отправился туда, даже не поговорив с ней.
Считал, что кинуться в университет важнее, чем хоть на денек увидеться с женщиной, которую любил. Я планировал подготовить все для грандиозного сообщения, а потом вернуться к ней и первой ей все рассказать… — Таинственный путник содрогнулся. Он почувствовал слабость в ногах, но не пошевелился. Он думал лишь о своем рассказе.
Как только я приехал, сразу же окунулся в работу. С радостью я оставил за дверями университета всю суету жизни.
Так много надо было прочесть, изучить столько теорий, понять, представляют ли они для меня интерес или нет. Я всегда любил науку. Оказалось, любил так сильно, что узнал о начавшихся событиях только через два дня. — Он взглянул на Майю, но глаза ее вновь устремились к парусам. Однако поняв, что Голландец прекратил рассказ, она посмотрела на него. В ее глазах не было ненависти, но смотреть на себя дольше она не позволила, снова вернувшись к исследованию парусов. Голландец не мог понять, что же ее так привлекает, но потом забыл об этом, вернувшись опять к рассказу.
Произошла катастрофа. Землетрясение разрушило островок, на котором он работал. Пострадали и некоторые районы вокруг, но других разрушений не было.
Для большинства эта новость оказалась лишь интригующей, но не вызвала особого беспокойства. Однако для него ее было достаточно, чтобы уничтожить все надежды на триумф. Слишком странное совпадение, слишком объяснимое. Он тут же решил отправиться на побережье, как можно ближе к месту, где он прежде работал, и обследовать разрушения.
На следующий день было объявлено, что именно в этом районе чудовищный ураган разрушил все вокруг. Как сообщалось, погибло более четырех тысяч человек. Ураган возник без всякого предупреждения, обрушился на побережье и исчез без следа.
До конца дня на континент обрушилось еще три катастрофы, все возрастающей силы и все более удаляющиеся от островка. На плодородной равнине, где производилась значительная доля продовольствия, произошло извержение вулкана. Разлилась крупная река, и затопило несколько поселений, хотя еще два дня назад уровень воды был нормальным.
А в его городе, городе, где жила Мария, возник торнадо.
— Я уже давно не думаю о том проклятии, которое выпустил на волю. — Голландец прикрыл глаза, вспоминая ушедшие события.
«Почему я не могу забыть их? Они были так давно, но все еще повторяются в моей памяти с проклятой живостью».
Забвения не было. В глубине души он знал, что причина в нем самом, не в усилиях какого-то невидимого тюремщика. Он один — источник того, что воспоминания так остры.
«Я мучился только из-за нее, моей Марии. Она должна была жить. Должна».
Привычный мир его народа все более и более становился с ног на голову. Возникали и наносили удары бури, чтобы тут же утихнуть. Землетрясения происходили даже в самых стабильных районах. Воды, к которым всегда относились с любовью и благоговением, обратились в неблагодарную стихию, в клочья рвущую побережье и топящую корабли.
Мария была еще жива, единственная добрая новость среди множества бед. Он не нашел ее, но получил весть, что она отправилась к родственникам на север, где было спокойнее всего. Голландец возблагодарил судьбу, полагая, что на какое-то время Мария окажется в безопасности. Он вновь обратился мыслями к стихии, которую развязал. Не было сомнений в том, что все катастрофы вызваны теми силами, с которыми он прежде забавлялся. Он мог ощутить их без малейшего усилия. И, что более важно, другие тоже могли. К несчастью, никто не имел реальных предложений. Он слышал множество рассуждений, но ни одного конкретного совета, что противопоставить ситуации. Какое-то время он надеялся скрыть свою связь с происходящими катастрофами, но потом стало очевидно, что никто не знает о событиях больше него, и ему пришлось выйти из тени.
Сначала ему не поверили. Затем, когда все наконец решили, что он говорит правду, начались обвинения. Предпочтя не вникать в его открытия и не пытаться обратить их на борьбу с ситуацией, его противники просто решили его изгнать. Он понял, что должен справиться с этим сам.
— Это нужно было предпринять там, где я впервые создал брешь. Под чужим именем, так как мое собственное уже становилось анафемой, я нанял судно, очень дорого, ведь владелец сомневался, что я вернусь, и отправился к остаткам моего островка.
— А Мария? — Теперь Майя стояла совсем близко. Странно, но он не мог вспомнить, когда она подошла.
— И снова у меня не нашлось для нее времени. Только минутка, чтобы написать записку.
Что бы произошло, если бы он отправился к ней? Скорее всего ничего, кроме того, что он тоже, вероятно, сгинул бы.
Голландец покачал головой.
