— Толик!..
— Да... я не смотрю... — Прыжок отвел взгляд в сторону.
И увидел Макса.
Макс не спеша поднимался сюда, к ним, по лестнице. Длинный плащ его из тончайшей черной материи плавно струился следом, подобно морской волне. Когда Макс проходил мимо, сидящие на трибунах оборачивались и — кто-то одобряюще, кто-то укоризненно — смотрели ему вслед.
Прыжок вдруг удивился тому, насколько изменился Макс. В нем уже почти ничего не было от прежнего, хорошо знакомого, хотя и неприятного типа. Кожа лица его стала чистой и бледной. Волосы сделались черными, прямыми и густыми — Прыжок никогда не видел таких. Но больше всего изменились глаза. Даже не сами глаза, а взгляд. Он стал уверенным, холодным, властным и безжалостным. Только посмотрев ему в глаза, Прыжок понял, что перед ним уже не Макс — Махват Игнт. И не кто иной...
Махват приблизился к трибуне, где сидели Прыжок и остальные. Мархаэоль встала, положила ладони ему на плечи, слегка приподнялась на цыпочках и поцеловала его в щеку. Молча.
Махват сдержанно кивнул. Тоже молча.
— Поздравляю тебя с расширением владений, — произнесла Мархаэоль.
— Благодарю, — ответил Махват. — Антаар давно уже стал тесен для меня.
— Новая провинция...
— Да. Новая провинция. Пра. Но мне этого мало. Как и тебе, Мархаэоль. — На губах Махвата промелькнула едва заметная улыбка.
— Макс?.. — осторожно произнесла Катя тихим голосом.
Казалось, только теперь Махват Игнт обратил внимание на сидящих на скамье. Он обежал взглядом лица команды и произнес:
— Приветствую вас в Багнадофе.
— Ну, здравствуй, Макс, — проскрипела Эллина.
— Ничего, если мы тебя типа Максом звать будем? — ехидно поинтересовался Прыжок.
Тонкие губы Махвата тронула едва заметная саркастическая усмешка.
— Для меня это не имеет значения, — безразлично ответил он. — Мне не станет ни лучше, ни хуже от того, что ты или другие будете называть меня этим именем.
Прыжок ощутил прилив неимоверной злости. Ведь с этим человеком... нет, не человеком. И даже не с Максом, не с Максимом Игнатьевым — с Махватом! Он с ним прошел от засады возле метро «Профсоюзная», через Битцевскую пустошь, до пристанища мага и обратно. И всю дорогу ожидал от него какого-то подвоха. Ждал, что Макс окажется шпионом Корпуса Верных Защитников. Или тайным магом, скрывающим свои способности. Или членом какой-нибудь другой команды, преследующей те же цели, что и Влад Данихнов...
Все оказалось гораздо хуже.
И сейчас, глядя на холодно-равнодушное лицо Махвата Игнта, Прыжку с трудом верилось, что это существо — брат Мархаэоль.
Потому что сразу же вспоминалось, с какой легкостью, ни секунды не раздумывая, этот Махват только что разделался со своим братом — Рагдаром Игнтом.
И тут же всплывало в памяти лицо Даши. И то, что от нее осталось...
— Значит, Макс, правильно я тебе не верил, — кивнул Прыжок. — Отсюда ты, значит. Типа из этих... Даша — твоя работа?
— Она слишком много знала, — равнодушно ответил Махват.
— Сука ты, Макс, — злобно произнес Прыжок. — Пристрелил бы тебя!
Махват обернулся к Прыжку и остановил на нем свой взгляд. Холодный, полный необъяснимой силы и очень хорошо различимой жестокости. Прыжку стало не по себе.
— От твоей игрушки слишком много шума, сестра. — Махват посмотрел на Мархаэоль.
— Это тебя не касается, — отрезала она.
— Он мне не нравится, — сказал Махват.
— Тебе никто из них никогда не нравился, — возразила Мархаэоль.
Прыжку не понравились эти слова. Слишком уж многозначительно они прозвучали. Но говорить он ничего не стал.
— Ты права, сестра, — согласился Махват. — Но путь в Харамишат лежит через Антаар. Поэтому твоей игрушке лучше меньше шуметь.
— Ты, сука! — разозлился Прыжок. — Ты чё гонишь-то, а?!
— Толик, замолчи, — произнесла Мархаэоль. И сказано это было таким тоном, что Прыжок невольно запнулся. Желание врезать этому Махвату куда-то пропало. Он просто набрал полную грудь воздуха, выдохнул его и отвернулся.
На арене уже происходил следующий поединок. Именно не бой, а поединок.
Две хрупкие на вид женщины невысокого роста состязались в чем-то совершенно непонятном. Кто из них быстрее вырастит самый красивый цветочный куст — по крайней мере, выглядело это именно так.
Два больших куста стремительно выбрасывали побеги, распускали широкие листья, вспыхивали разноцветьем самых разнообразных лепестков.
Женщины, одетые в короткие светлые туники, стояли рядом с ними, поводя над растениями руками, нашептывая им что-то, прикасаясь к ним ладонями, коленями, грудью... И вдруг один из этих дивных кустов, ветви которого были украшены широкими светло-зелеными листьями с металлическим отливом, — этот куст взметнулся фонтаном змеящихся побегов, обвил ими женщину, погрузившую в этот момент свои руки в самые недра куста, рванул к себе...
Над ареной прозвучал громкий, полный боли и страдания крик. А трибуны взорвались аплодисментами и громкими возгласами.
Прыжок скользнул взглядом по той огненноглазой женщине-демону. Женщина, словно бы почувствовав на себе его взгляд, обернулась. Прыжок напрягся. Но напрасно. Глаза у женщины были самые обычные. Добрые и немного грустные. Как и мимолетная улыбка, которой женщина-демон одарила Прыжка.
Прыжок занервничал, отвел взгляд. Он совсем не был уверен в том, что женщина не вытворит что-нибудь, могущее представлять опасность. Прыжок хотел отвернуться, но вспомнил, что за спиной его стоит Мархаэоль Игнт со своим братцем.
Смотреть на них у Прыжка не было ни малейшего желания. Даже Мархаэоль сейчас видеть ему не хотелось. Но Прыжок отлично слышал, о чем они говорят — Мархаэоль с Махватом.
— Ты нашел мага? — спросила Мархаэоль.
— Нет. Но он в Самате. Где-то там.
Прыжок не видел, куда указывает Махват. Да это все равно и не дало бы ему никакой информации — Самата же Прыжок не знал.
— В той стороне Цитадель-На-Шести-Островах, — недовольно сказала Мархаэоль.
— Да. Это меня и беспокоит. Я собираюсь к центру Самата. Ты будешь сопровождать меня?
— Да. И они — тоже.
— Ни к чему... хотя... пусть едут, мне это безразлично.
— Толик, пойдем.
Прыжок почувствовал прикосновение к своему плечу.
Ему очень хотелось послать все подальше, но — что делать? Он вздохнул и затопал вслед за остальными, спускавшимися уже по лестнице.
21. ЦИТАДЕЛЬ-НА-ШЕСТИ-ОСТРОВАХ
Было хорошо понятно, что Махвата не особо жалуют в Театре Колесниц. А может быть, и вообще в Самате... Несмотря на его победу в состязаниях (или, может быть, благодаря именно ей), все больше и больше глаз, устремленных на него, выражало неодобрение, раздражение, а порой и явную ненависть. Никто не осмеливался открыто проявлять свои чувства, но глаза говорили не хуже языка.
