Но ты ведь появишься, когда это станет важно, да? – бессмысленно спросил я у призрака.
Помахал рукой, но Эзабет, завороженная тем, как пламя течет у нее между пальцами, словно и не услышала моих слов. Бесполезное видение из бесполезного прошлого.
– Пора, – объявил Сильпур.
Отдых меня освежил. Конечно, прежней силы пока не наблюдалось, но ходить уже было легко. Я помог Амайре поднять Василова. Шевелился он с трудом, а дорога ожидалась чересчур трудная для тяжелораненого.
Амайра повела нас к лестнице.
– Рихальт, а ты выглядишь как дерьмо, – усмехнулась она. – Я даже не сразу узнала тебя. Но помолодел. Короче, выглядишь как помолодевшее дерьмо.
– Выбирай слова, – буркнул я.
Она знакомо ухмыльнулась – лукаво, с подначкой, мол, всыпь мне, если сможешь. Но сейчас вместо детского лукавства в ухмылке читалось: ведь не сможешь, старый пердун. Теперь не смогу. Эх, ты могла бы стать украшением любого бала и любой драки, моя девочка. Папина гордость. Хотя, конечно, воспитывал тебя не только я.
К счастью.
Мы шли по ледяному залу и уже не обращали внимания на рисунки. Я все время ощущал вмерзшего в лед монстра, мертвого, но источающего чудовищную магию. Хотелось убраться от него поскорей. Сильпур нес ящик с сердцем. Он шагал впереди, не заботясь о том, успеваем мы за ним или нет. Василов кривился и корчился. Сильный парень. Но все понимали, что он не жилец.
И почему Воронья лапа не подсказал нам путь, где не пришлось бы рисковать падением в стофутовую пропасть? Я ведь выжил лишь из-за многолетней выдержки в отраве Морока.
Древняя лживая сволочь.
Мы оставили все ненужное у подножия лестницы. Портативный коммуникатор Амайры стоил целое состояние, но и он присоединился к мечам, пустым канистрам для фоса и прочим вещам, способным помешать карабкаться по лестницам. Мы измучились и выдохлись, один Сильпур выглядел свежим и столь же полным энергии, как в начале нашего приключения, когда он полез в ледяную пропасть. Решительный, бесстрастный.
– Ты сможешь открыть Сумеречные врата? – осведомился я.
– Смогу, – непринужденно обронил он.
Как будто я спросил про погоду.
Лестница вела по спирали вверх, и с каждым шагом Василов все крепче стискивал зубы. Бедолага. Мне однажды довелось почти в таком же состоянии трястись по проселочной дороге. То еще удовольствие.
– Когда явимся в Валенград, у тебя будет лучший хирург, – пообещал я. – Заштопает одинаково хорошо и спереди, и сзади.
Василов попытался улыбнуться, но только застонал и зажмурился. Конечно, он понимал, что я лгу. Даже если кусок свинца каким-то чудом не порвал внутренности, если Василов не истечет кровью, он все равно не попадет домой. Мы с Амайрой несли не просто раненого, а свой ключ.
Вверх и вверх. Ступени здесь были идеально ровными, ведь они вели в святое место, гробницу величайшего, чудовищнейшего врага, разрушителя, ледяного демона. Мне доводилось слышать нелепые побасенки про мировых змеев, существ размером с целый замок, питающих магию нашего мира, бесконечно ползающих по кругу на далеких континентах, до которых якобы доплывали лишь обманщики-хвастуны. Хотя, может, кто-то и доплывал. Я бы хотел повидать такого змея.
Впрочем, если он похож на шестиногого во льду – скорее, не хотел бы.
Лестница закончилась. Мои ноги ныли, старая рана стреляла болью в кости. Мы пролезли сквозь завал у входа и оказались на студеном ветру. Впереди, в полумиле, виднелись Сумеречные врата – пятно темного камня, неестественное среди ледяного буйства, эпицентр которого находился под расколом в небе. Знали бы мы сразу этот путь! Все получилось бы скорее, проще и без мучений. И, возможно, в брюхе Василова не торчали бы тряпки, не дающие вывалиться потрохам.
Черт, до чего же пакостно с ним получается.
Сильпур опять убежал вперед, предоставив нам тащить раненого. Лед здесь был изломан не слишком сильно, но все равно мы едва ползли: скользили, то и дело падали и к дохлому мулу подошли вконец измотанные. Устроив Василова, я шагнул к Валии. Она явно устала не меньше моего, но выглядела куда лучше. Чем больше мы отдалялись от голубого сияния, тем скверней мне становилось. Я обнял Валию за плечи, подтянул к себе и прошептал на ухо:
– Не вмешивайся.
– Нам надо попасть домой, – стуча зубами, ответила она.
– Мы попадем, вот увидишь.
– Ты выжат донельзя. А хочешь взвалить на себя еще больше. Скоро это кончится, скажи?
– Не знаю. Сначала нужно выбраться отсюда. А мы выберемся. Обещаю.
Под тонким прозрачным льдом на темных камнях Врат виднелись силуэты птиц. Сумеречные врата были лютым кошмаром и не в таком жутком месте. В тот первый отчаянный раз, когда я умолял Воронью лапу взять меня, заключить сделку, страх чуть не взял надо мной верх. А тут, под расколотым небом, будет гораздо хуже.
Врата питались смертью. Высокие люди могил – пойманные в ловушку, воющие души злобных мертвецов – превращали теплую живую кровь в магию, искривляющую мир, перебрасывающую между Вратами. Для них платформа Врат была зовущим, светящим смертью маяком. Впервые пытаясь пересечь границу, я сначала зарезал кролика. Высокие не отреагировали. Тогда я использовал лошадь. Сработало. Видимо, конские души Высокие любят больше, чем кроличьи. Позже мне стало известно, что свиньи в этом смысле еще лучше лошадей. Когда Высокие являются и окружают смертью тех, кто на платформе, происходит перенос. Места, разные для нас, смертью воспринимаются едино.
Прежде у меня имелись животные для переноса. В этот же раз единственный жертвенный мул околел.
Василов был рад опуститься на лед. Его бинты пропитались кровью, смуглая кожа сделалась серой, глаза лихорадочно блестели. Он глядел вверх, в просвет между дрейфующими глыбами льда. Спускались сумерки, и Риока окрасила небо багрянцем. Самое подходящее для спиннера время. Василов прищурился и начал плести, между пальцами его засветились красные нити. Я видел, как плела Эзабет. Она тянула нить за нитью, десяток за десятком их с такой легкостью, будто расчесывалась. Василов каждую тянул медленно и с трудом. На мне еще были очки «таланта», прикрывавшие нехорошее сияние моих глаз. Я отдал очки Василову. Тот поблагодарил, скривившись от боли, и дело пошло быстрее.
– Готовимся к переходу! – скомандовал Сильпур и посмотрел на трещины в небе.
У Василова, поглощающего фос, светились пальцы. Человеческое тело вмещает немного, потому спиннеры пользуются канистрами, но Василов зачем-то пытался зарядиться до предела. Напрасные усилия. Он был очень тяжело ранен и, наверное, уже умирал. Жаль, но что поделаешь. Все равно ему не жить.
Василов приложил ладонь к ране. Вспыхнул фос-разряд. Спиннер охнул и снова, тяжело дыша, распластался на льду. Он прижег рану, и кровотечение остановилось. Но зачем эта адская боль? Даже если Василов сможет закрыть рану, он умрет от заражения.
И тут, будто промозглый ветер, выстудившийся между ледяными глыбами, в мою голову ворвалось четкое понимание: я – непроходимый болван. Воронья
