«Интересно, что же меня ждет? Что придумали эти затейники из Последнего Легиона?
Попытаются задавить меня поездом метро? Вряд ли, тут все старое, сгнившее, нерабочее.
Натравят дюжину амбалов вроде того немого? Могли бы сделать это и наверху, в коридоре».
Он откуда-то знал – не просто знал, а был уверен, что и дюжина, и две дюжины обычных, пускай и очень здоровых людей ему не помеха. Особенно в ограниченном пространстве, где они будут вынуждены подходить по одному.
Что же?
«Какая-нибудь подземная тварь? Проверим мутанта другим мутантом?»
Последняя догадка нашла свое подтверждение в виде слизистых следов на рельсах. Что-то типа желе, серое и мутное, тянулось вдоль ржавых рельсов, капало на шпалы.
«Значит, мутант».
Он поудобнее перехватил арматурину и пошел дальше.
Дальше началось что-то странное: шпалы были выворочены из земли, рельсы выгнуты и скручены в бант.
«Ого! Ни фига себе силища! А у меня из оружия только палка. Хреново. Соорудить бы факел, да не из чего. Хотя есть бинты на голове – последние, которые не сняла Оксана. Но как добыть огонь? Если тварь подземная, она наверняка чувствительна к свету и огню.
Либо слепая и ей все равно».
На всякий случай он начал сматывать с головы бинты, стараясь не касаться лица. Лицо болело.
И тут из темноты донесся странный звук. То ли всхлип, то ли хлюп…
Еще один.
И еще.
Все ближе и ближе.
«Что бы там ни было, оно меня заметило. Ползет. Медленно, но неумолимо».
Он отступил от рельсов, присел, весь напрягся и стал ждать.
Тварь проступила из темноты. Тварь была огромна. Метра два в высоту и около трех в длину. Роговой панцирь, закрученный спиралью, слизистая туша на гигантской присоске, два глаза на длинных ножках жадно шевелятся, высматривают добычу.
Гигантская улитка!
Откуда-то пришло название – ахатин, точнее, мутировавшая крымская виноградная улитка.
При слове «Крым» память шевельнулась вяло – и тут же стихла, мозг был занят более насущной проблемой: как убить ахатина? И чем он опасен? При его-то неторопливом темпе движения?
Ответ дал сам ахатин-гигант. Он подобрал под себя присоску, втянул в панцирь – и прыгнул вперед и вверх, в долю секунды преодолев расстояние метров в десять и едва не расплющив беспамятного человека с жалкой железякой в руках. Тот успел отпрыгнуть – рефлексы не подвели. Ахатин проводил его своими жутковатыми глазами на ножках и снова стал втягивать присоску, готовясь к новому прыжку.
Человек ударил арматуриной дважды, целя по голове. От резиноподобной плоти ахатина арматурина упруго отскочила, а потом улитка втянулась в панцирь, и второй удар пришелся по ракушке, твердостью не уступающей бронеплите.
Бесполезно. Он принял решение о тактическом отступлении. Говоря проще – надо драпать.
«Успею ли я добежать до злополучной лестницы? Вряд ли. Во-первых, ее не видно, а во-вторых, есть ли она вообще? Вдруг это такой аттракцион: бросим мутанта на съедение мутанту и будем следить за этим через камеры наблюдения? Сидят там эти легионеры, жрут попкорн и смеются…
Ладно, об этом подумаем позже. На повестке дня – как убить ахатина, имея лишь бинт и железную палку?»
Он отбежал метров на двадцать, залег за старым, издырявленным ржавчиной вагоном метро.
Ахатин выбрался из раковины, зашевелил глазами. Видеть добычу он не мог, но безошибочно угадал направление и медленно, но неумолимо пополз в сторону вагона.
«Он чувствует мой запах. Это не глаза. Это… как же они называются? Не важно. Короче, сенсоры».
У человека появилась идея. Он нырнул в вагон, подобрал с пола пару валявшихся гаек, сунул в карман, вылез через разбитое окно на крышу. Ахатин оживился и пополз быстрее. Учуял, гад.
Гайки он завязал в узлы по краям бинта. Получился импровизированный болас. Выпрямившись во весь рост, он начал раскручивать метательное оружие над головой. Раздался характерный свист рассекаемого воздуха, ахатин вытянул сенсоры – учуял вибрацию и пополз еще быстрее.
Он метнул болас. Со свистом вращаясь, тот пролетел десять метров, отделявших вагон от гигантского слизняка, и намотался на глаза-сенсоры, туго стянув их ножки. Ахатин рефлекторно попытался втянуться в раковину – но не получилось, бинт с гайками мешал.
«Ну все, – подумал он. – Теперь дело техники».
Ахатин – ослепленный и оглушенный – прыгнул вслепую и ударился в стенку вагона. Вагон качнуло, человек едва не упал с крыши. Ахатин, наткнувшись на препятствие, пополз по вертикальной стенке вверх. Он дождался, пока над краем вагона покажется раковина, сунул туда арматурину и что было сил толкнул.
Преодолеть силу присоски гигантской улитки оказалось не так-то просто – пришлось напрячь до боли все мышцы, по спине градом катился пот, квадрицепсы взвыли от боли, протестующе захрустели колени – ахатин весил тонны две, не меньше! – но, в конце концов, удалось.
Слизень отлепился от вагона и упал раковиной вниз – беспомощный и неподвижный.
Он поудобнее перехватил арматурину и прыгнул на поверженного врага, с размаха втыкая железный прут в мягкое нутро твари. И еще. И еще.
Обезумев от ярости, он бил и бил арматуриной, пока ахатин не перестал подергиваться и издох, испустив напоследок омерзительную вонь.
Весь перемазанный слизью, он слез с гигантской улитки, кое-как оттер руки об землю, прихватил с собой металлический прут и пошел дальше, готовый убить еще десяток таких тварей.
Впервые за последний месяц он почувствовал себя живым. Не инвалидом, не пациентом – живым!
«Может, я охотник? Или… убийца?»
Больше ахатинов – равно как и ничего другого живого – ему не встретилось. Метров через сто была лестница. Он поднялся (ровно двести ступеней) и оказался перед дверью. Дверь была заперта. Он постучал арматуриной и присел на ступеньку.
Только теперь он понял, как устал. Схватка с гигантской улиткой не прошла даром – отняла все силы. «Видимо, я еще не до конца восстановился».
Он откуда-то знал – чувствовал, – что раньше, до того, что с ним случилось и о чем он не помнил, – он бы разделался с тремя ахатинами и даже не вспотел. Он точно знал, что уже убивал крымских улиток раньше. Правда, тогда у него было оружие…
Дверь скрипнула.
– Живой, – не без удивления констатировала Оксана. – Однако. Не ожидала.
Амбал тоже был тут, он смотрел на пациента со смесью уважения, удивления и отвращения.
– Ну, будем считать, что экзамен ты сдал. Командор ждет. Только тебе нельзя к нему в таком виде. Пойдем мыться.
Они провели его по коридорам – близнецам прежнего, больничного: такие же неоновые лампы, горевшие вполнакала, такие же гермодвери – и привели в душевую – громадную, рассчитанную на помывку минимум сотни людей одновременно.
