Грохнул взрыв. Что взорвалось, было непонятно, но зал заполнился едким дымом, и тут Александэр выпрыгнул наружу, обманчиво бестолково заметался, закричал, замахал руками, увидев людей в форме службы охраны:
— Туда! Туда! Там убивают! Зола!
И побежал в сторону выхода.
Парочка, которую он преследовал, должна была опережать его ненамного, он сильно срезал, напрямую выскочив к стояночной зоне малотоннажных судов. Теперь следовало отвлечь внимание экипажей и охраны судов.
Он нажал вторую кнопку, и вдалеке длинное, похожее на гантель судно разломилось пополам, половинки подпрыгнули и со скрежетом упали. Передняя половина сразу же заполнилась белым, вспухла и разлетелась под напором червей-щупалец. Осколки корпуса свистели над головой, словно взорвалась великанская граната, а на месте рубки управления наливался красным фурункул взрыва. Выскочившему наперерез охраннику снесло верхушку черепа, и человек, страшно дернув плечами, повалился на колени, ткнулся лицом в покрытие площадки и засучил ногами.
Александэр бежал.
Сунув руку во внутренний карман плаща, он достал короткоствольный пистолет. Оружие делалось на заказ — мало кто пользовался одновременно игольником и стайером, но Александэр предпочитал обходиться без крови.
Во всяком случае, при использовании ручного оружия. Он предпочитал наблюдать за реакцией разумных, машин, зданий... всего окружающего мира на свое воздействие. Он продумывал это воздействие с тщательностью режиссера и затем с волнением и удовольствием смотрел на игру актеров и смену декораций. Ему казалось, что он находится за сценой, все происходящее виделось грандиозным спектаклем, и потом, когда контракт был выполнен, неудержимо хотелось подойти к кому-нибудь из неподвижно лежащих актеров и попросить изменить позу или повторить выход, чтобы добиться максимального правдоподобия.
Но актеры соглашались играть лишь один раз, и приходилось снова и снова набирать труппу и выстраивать мизансцену.
Впереди показалась цель — яхта. Она стояла в отдельном отсеке, силовые ворота были включены — между обманчиво тонкими стенками бокса, из-за которых выглядывали рубка и часть двигательного блока яхты, дрожало марево, но где-то сбоку грохнул новый взрыв, и оно погасло.
Из-за остановившегося погрузочного кара выскочил бледнолицый. Он двигался с грацией и осторожностью профессионального солдата. Женщина шла за ним, прикрывая с тыла, и тоже держалась как человек, не раз бывавший под огнем, но все же, судя по ее лицу, то, что происходило вокруг, ее сильно нервировало.
Ее взгляд метался между воротами в бокс, дверью в служебные помещения и темными столбами дыма, поднимавшимися к небу от горящих кораблей.
Александэр неслышно вышел из-за укрытия и выстрелил в женщину.
* * *
Александэр никогда не узнал, что стал причиной гибели Империи.
Выстрелив в Татьяну, он бросился вперед, раз за разом нажимая кнопку активации станнер-режима. Он продолжал бежать, стрелять, дышать, фиксировать происходящее, но сердце его уже сжали когти холодной безнадежности. Он осознал, что сейчас умрет, и продолжал действовать механически, по инерции, просто потому, что остановиться было тяжелее, чем продолжать совершать бессмысленные действия.
В момент первого выстрела Огерд, не поворачиваясь, каким-то неведомым шестым чувством ощутил опасность, присел и, выставив ногу, развернулся по широкой дуге, подсекая Татьяну. Рейнджер взлетела вверх тормашками, и заряд пропал впустую. Девушка еще падала, а Огерд уже нырком ушел с линии огня и, перекатившись, бросился к Александэру.
Киллер никогда не видел, чтобы разумный двигался настолько быстро. Он попытался перенести огонь на приближающуюся сбоку фигуру, но рука вспыхнула нестерпимой острой болью, и Александэр увидел, как разрывает рукав куртки сахарно-белый осколок кости. Второй удар Огерд нанес в горло, и киллер упал на колени, уцелевшей рукой пытаясь разорвать ворот, вдохнуть хоть немного вдруг исчезнувшего из Вселенной воздуха.
Огерд уже бежал к успевшей подняться Татьяне:
— Бегом-бегом-бегом!
Он толкнул девушку в спину и сам бросился к яхте, моля всех существующих и несуществующих богов о том, чтобы корабль не успели заминировать.
Со стороны пассажирского терминала раздался новый взрыв, тут же ему ответил жуткий, заставляющий пригнуться и закрыть голову руками свист, донесшийся оттуда, где горел и распадался на куски транспортный корабль. Очертания судна задрожали и расплылись. Обшивка истончалась, языки пламени потянулись в одну сторону, к невидимому центру воронки, всасывающей в себя корабль, — разрушился защитный кожух подпространственного двигателя.
Борт яхты был уже совсем рядом:
— Прикрывай, смотри по сторонам! — проорал, перекрикивая свист и грохот взрывов, Огерд, ныряя под днище корабля, пролезая между короткими, находящимися в стояночном положении, опорами. По одному ему известным признакам нашел участок поверхности, на котором располагался сенсор системы идентификации, приложил ладонь, дождался легкого покалывания, убрал.
Разошлись невидимые створки, открывая доступ к пульту управления допуском на корабль. Оперативник набрал код доступа, снова приложил ладонь — на этот раз к сканеру, анализирующему психоэмоциональное состояние. Сердце гулко бухало, в ушах стоял грохот разрывов, и внезапно наступила оглушительная тишина.
Сканер мигнул успокаивающим зеленым светом, стоявшая около борта Татьяна увидела, как раскрывается диафрагма люка, и нетерпеливо покосилась туда, где исчез, нырнув под яхту, ее напарник.
И лишь потом осознала, что не слышит больше криков, воя сирен, усиленных громкоговорителями команд спасателей...
Над городом повисла тишина.
* * *
В любой операции, да не только операции, в любом процессе есть точка, которую называют, в зависимости от ситуации, переломным моментом, критической массой или как-нибудь еще. Слова могут быть разными, но суть от этого не меняется — это, по определению одного отставного космодесантника, «момент, когда ты понимаешь, что жопа уже наступила, ты еще жив, но точно знаешь, что это ненадолго».
Ян предпочитал определение, позаимствованное у летчиков древней Земли, — точка невозвращения. Была в этих словах некая весомость, законченность, серьезная определенность. Они говорили о том, что наступил момент, после которого множество вариантов развития событий исчезают, умирают не родившись, и неподвижный, кажущийся вечным пласт снега превращается в ревущую, уничтожающую все на своем пути лавину.
Точка невозвращения — это момент, когда вернувшийся после скучного дня в конторе человек поворачивает дверную ручку и видит несущуюся ему навстречу стену огня. Он еще не ощутил его испепеляющего дыхания, он еще даже не успел с головой погрузиться в ужас обреченности, но уже вспомнил слова «обратная тяга» и понял, что не успевает сделать ничего. Он уже никогда не закроет эту дверь.
