Гетероец вышел. За ним закрыли дверь. Борис спустя какое-то время пришёл в себя. Мысли его хаотически носились в голове, он никак не мог сосредоточиться на чём-то одном, поэтому решил размышлять вслух, будто бы обращаясь к Калимбо, но едва слышно, шёпотом, чтобы никто кроме Калимбо не мог его слышать, будь то ухо охранника или какой-либо датчик:
— Так. Теперь нужно думать над тем, какой мне сделать выбор. Что будет в случае отказа? Либо разберут на молекулы с неясными целями, что звучит не слишком жизнеутверждающе, либо, если буду себя хорошо вести, стану рабом. И тогда буду до конца своей недолгой жизни вкалывать на этих мерзких коротышек с фашистскими замахами, получая в качестве зарплаты пищу и регулярные затрещины. Согласиться? И кем я после этого буду? Предателем? А кого я предам? Наверное, тех, кто воевал с яйцеголовыми и положил свою жизнь, чтобы склонить чашу весов противостояния к победе. А ещё предателем всех людей, живых ныне и тех, кто будет жить после, ведь гетеройцы похоже не проиграли в войне, а лишь затаились, отступили перед решающей контратакой и потакать им сродни предательству всех, кого я знаю. Не соглашусь однозначно. Это будет мой конец, как здравомыслящего и добропорядочного человека. Пусть я ненавижу наше правительство, терпеть не могу некоторых людей, но человечество в целом люблю. Люди хорошие. Глупые, но хорошие. Так что буду вести себя максимально покорно и вежливо, возможно тогда меня не превратят в молекулярный бульон, а лишь сделают рабом. В подобной участи я не вижу ничего плохого, ведь все люди в той или иной мере рабы. Виктор Степанович раб алкоголя. Шаман, что остался восстанавливать то, что осталось от «Ойрай» является рабом этой самой частной военной компании. Гр-Стейг раб собственной алчности, Юра — безалаберности, Ларго — гордыни, Лада рабыня ситуации, в которую попала. А раб чего я, а Калимбо? Молчишь? Значит не знаешь. И я не знаю. Значит быть мне рабом яйцеголовых, а там разберёмся. Может быть смогу бежать или героически погибнуть, захватив с собой на тот свет парочку гетеройцев. В любом случае предателем становиться не собираюсь.
— Я тоже не собираюсь, Борис.
— Да, твою ж волосатую мать, Калимбо! Ты какого рожна заговорил по-дэльфурийски?
— Не знаю, Борис. Просто стал понимать. А перед глазами какие-то символы появились.
— И давно это у тебя?
— Когда Камэ Джун заходил и бил тебя своей палкой я стал понимать. Что это такое? Мне немного страшно.
— Это Система, Калимбо. Никто не знает, что это такое, но у всех разумных существ она теперь есть. Уже тридцать пять лет.
— А зачем она?
— Зачем, почему? Много вопросов, Калимбо. Мне тоже многое нужно у тебя спросить, но сперва давай решим, что нам дальше делать.
— Давай, Борис. Думаю, что ни один из твоих вариантов не годится. Но есть ещё третий — бежать, чтобы предупредить других и самим просить помощи. У нас есть время до завтра. Надо думать, как сбежать.
Говорил Калимбо хоть и на дэльфурийском, но с сильнейшим акцентом, да к тому же едва различимым шёпотом, так что Борис с трудом его понимал. Абориген, хоть и мгновенно освоил новый язык, но его речевой аппарат ещё не привык к новым звукам и словам, а может и вовсе был не предназначен для подобных звуков. Разумные кристаллы ояхо, например, вовсе не могут издавать звуков, поэтому для общения с другими расами используют компьютеры.
— Ты прав, мой волосатый друг. Побег — это хорошо. Давай прикинем, что мы имеем. Имеем мы в худшем случае пятьсот гетеройцев на этом линкоре и ещё тысячу на двух других. Возможно меньше, но никак не больше. Чтобы сбежать с корабля нам нужно будет убить минимум с десяток этих тварей. Голыми руками я максимум смогу уложить одного двух. Если ты, кенгурёныш, будешь мне помогать, то возможно тоже зашибёшь парочку. Ещё шестеро остаются. Значит с голыми руками прорываться не будем. Нам нужно оружие. Его можно добыть у охранника, сломав ему шею. С пушкой, хотя бы одной будет попроще, сможем держать врага на расстоянии. Ещё было бы неплохо узнать о наличии на борту моих друзей, с которыми мы плыли на плоту. Если они здесь, непременно нужно будет их отыскать.
— У тебя плохие друзья, Борис. Они стреляли в тебя и в меня! Не надо их искать. Лучше поищем кого-нибудь из моего племени.
— Поищем, только стрелял в меня ни мой друг. Он временно со мной был. В общем не о нём речь, а о том, что с моими друзьями и твоими соплеменниками побег будет осуществить проще, да и выручать надо товарищей.
— Да, с племенем всё легче. И бежать, и охотиться, и жить. Когда ты изгой, то тяжело, — как-то слишком грустно произнёс Калимбо.
— С другой стороны освобождение кого-либо дело затратное в плане времени, а время — это наш ключевой ресурс. Его у нас однозначно будет очень мало, если мы устроим переполох. Если враг поднимется по тревоге, то тут уже никакие друзья не помогут. Возможно, нам стоит попытаться бежать вдвоём, после найти способ отправить сигнал бедствия на Землю и вызвать подмогу и с её помощью освободить наших друзей. Но в этом случае нет никаких гарантий того, что к моменту прибытия подмоги наши близкие будут в целости и сохранности, а не превращены в молекулярный гель. Так что, если мы покинем линкор вдвоём, то опять же будем предателями.
— Да, Борис. Будем. Давай лучше сделаем по-другому и попытаемся всех освободить.
— Полностью согласен, — дальнейшие слова Борис произнёс и вовсе едва слышным шёпотом. — Схватим охранника, когда принесёт еду. Надеюсь, что принесут. Если нет, то я скажу, что согласен на их условия и хочу встретиться с господином.
Калимбо тоже едва слышно ответил:
— Когда меня в прошлый раз заставили работать здесь, то кормили. Целых два раза в день.
— Отлично. В теории мы побег уже совершили, пора приступать к практике.
Корабли гетеройцев были надёжны. Все системы многократно дублировались. К примеру герметичность корпуса достигается за счёт толстой брони, силового поля, внутреннего покрытия помещений. Любой из этих частей достаточно для удержания в условиях космоса воздуха на борту.
Корабли гетеройцев технологичны. Даже простое потолочное покрытие испускает свет, а у стен вполне могли быть глаза и уши, незаметные взору пленников, но о столь крошечных устройствах никто ничего не знал, именно поэтому пленники путь шёпотом, но всё же переговаривались друг с другом.
Гетеройцы склонны соблюдать распорядки дня, поэтому, придумав простой план побега, пленники стали дожидаться ужина, в надежде, что трапеза поможет сбежать.
Было решено сделать рану на руке аборигена и измазать его кровью. Калимбо неподвижно лежал напротив входа, а Борис облокотился спиной о стену, тоже изобразив ранение, разорвал одежду, снял ботинки, один из которых положил под руку.
Поздно вечером, когда пленники уже думали, что их план провалился, двери камеры отворились. Внутрь вошёл незнакомый человек с тележкой с едой. У двери камеры встал вооружённый гетероец.
— Что это? — Воскликнул человек обращаясь к гетеройцу? Они походу того, сдохли! Кровища кругом!
— Живо выходи отсюда, недотёпа! Ступай в другую камеру, а я вызову подмогу и осмотрю их.
Сквозь сощуренные глаза, изображавшие обморочное состояние, Борис увидел, как человек вместе с тележкой буквально вылетел из камеры словно пробка из бутылки с шампанским, а охранник попятился спиной назад.
План трещал по швам. Борис решил действовать, так как если ничего не сделать сейчас, то их с сокамерником превратят в молекулярный бульон. Он швырнул ботинок, что был у него в руке в пятящегося охранника, чтобы отвлечь его внимание, одновременно с этим подскочил со своего места. Охранник понял, что что-то идёт не так и стал разворачивать винтовку в сторону пленника, но ботинок ударил в самый краешек дула, сместив траекторию выстрела в последний момент. Сгусток плазмы пролетел рядом с Борисом, обдав лицо жаром и слегка опалив волосы. Кулак Бориса будто гиря на цепи впечатался в подбородок пришельца-охранника и откинул его назад.
