им и умрешь…
Пошатываясь, Коста дошел окна – небольшое, почти под потолком, давало мало света – и только волны вокруг, берега не видно… Он отвернулся и на миг ему показалось, что в дальнем углу, он увидел седую белую голову и кончик косы…
Мастер!!!
Вспышка надежды придала Косте сил, и он зашагал, совсем не обращая внимания, куда ступает…
– Куда прешь, мальчишка!
– Осторожнее!
Мастер – жив!
Мастер – выжил, мастер – здесь! Мастер что-нибудь придумает, как всегда… мастер вытащит их… мастер спасет… нужно только подождать…
Коста пробирался вперед, почти ломился, расталкивая стоящих локтями.
– В том углу раненые, мальчик! Все равно сдохнут все, вот их туда и свалили! Оставь их! Не доживут до утра!
Мастер!!! Нашел!!!
Наставник лежал под каким-то мужчиной, на виске и на волосах запеклась черная кровь, без сознания – на лице застыла гримаса боли, но… это был мастер! И он был жив!!!
Коста осторожно попытался сдвинуть того, кто привалился на наставника сверху и тут же одернул руки – тело уже остывало. Спихнув труп в сторону, пыхтя, он вытащил мастера из кучи подхватив подмышки и застонал от бессилия – сил не хватало. Приноровился и сделал ещё один рывок – и ему повезло.
Вытащив Наставника на пол рядом, он присел и дотронулся до щеки, стирая кровь и ощупывая голову – вроде цела, но… коснулся щеки… обжигающе горячая. Мастер – горит! Как печка и пылает! У него жар!
Коста снова потрогал лоб, щеки и похлопал по щекам.
– Очнитесь, мастер, мастер, очнитесь…
Коста проверил грудь – пятно крови на груди оказалось чужим, подхватил за руку, чтобы было удобнее тащить, и когда схватил за другую руку – пальцы ухватили только широкий рукав… черный от крови…
Пустой. Рукав.
Вместе правой руки – ниже локтя, замотанный в кусок бурой тряпки безжизненно висел обрубок.
Коста не заорал.
Он не плакал в подземельях. Не плакал в темнице Блау. Не плакал, когда били. Не плакал, когда тонул… когда «заноза»… когда Таби…. Тоже не плакал. Не плакал…
Но сейчас у него задрожали губы.
«что делать с тем бешеным…доживет пойдет на алтарь… отрубили руку, иначе было не успокоить… много силы… хороший круг… за такую жертву дадут много фениксов, если выживет… хороший товар…»
«… руки – главное достоинство каллиграфа, помни щенок…»
Коста замычал.
– М-м-м-м… – слово «м-м-м-мастер» не выходило, горло свело, звуки проваливались внутрь. – М-м-м… м-м-м-а… м-м-м-а… – Он открывал и закрывал рот, но так и не смог выговорить ни слова.
Губы задрожали ещё сильнее. Он прикусил губу до крови, чтобы сдержаться, и осторожно положил правую руку поверх, погладил Наставника по плечу, аккуратно и тщательно расправил пустой рукав…
…поправил рукав ещё раз… и ещё раз… и ещё раз… и… тихо мыча, заплакал.
* * *
Сколько он так просидел – на коленях, раскачиваясь из стороны в сторону, и изредка дотрагиваясь до плеча, чтобы убедиться – ещё теплое, Коста не знал.
Очнулся он рывком, от яркого света – моргнул, сощурившись, когда дверь в трюм резко распахнулась.
– Всем строится! По трое на палубу! Мыться и есть! Кто не сможет выйти останется без еды и воды!
– Шевелитесь! Шевелитесь! Шевелитесь!
Глава 13. Достоинство каллиграфа. Часть 1
Трюм, утро второго дня
Очередь за водой была недлинной – всего десять человек, потому что на весь трюм выдали десять жестяных, погнутых по бокам пиал, которые одновременно были и чашками под воду, и мисками для риса.
Почему всего десять – Коста не понял. Неужели пиратам сложно было своровать ещё хотя бы десяток? Поэтому пили и ели все по очереди.
Мыли будущих рабов единожды – в самый первый день всех новоприбывших. И Косте мытья не досталось бы – он провалялся без сознания больше ночи, как его потом просветил сосед по грязному углу в трюме, но ему «повезло» – две последние партии ловили ночью – их корабль брали последним, и потому отложили «мытье товара» до утра.
Если бы не это – он так и не попил бы.
– Следующий!
Коста облизнул сухие губы и сделал шаг вперед, почти уткнувшись в спину старика, который стоял перед ним и уже протягивал на вытянутых руках жестяную миску, куда ковшом должны были плеснуть ровно «одну порцию на товар» из большого деревянного ведра. Командовали раздачей ресурсов такие же «сидельцы по несчастью», как и он.
Но – сытые. Рослые. Холеные. Эту четверку рослых мужиков с лицами, не отягощенными печатью душевных дум, Коста купил бы сам. Если бы ему требовалась беспринципная рабочая сила, или наемники, которые не будут задавать вопросов. И первым делом взял бы с них клятву на крови, чтобы не ударили в спину. Такие могут.
Как бы глубоко не упали люди, всегда есть те, кто полезет наверх с самого дна по чужим головам. И эти четверо, были из таких – отбирали еду и воду, которую приносили дважды в день.
– Следующий! – стукнул мужик ковшом о край ведра, и вся очередь сделала ещё шаг вперед. А справа кто-то уже жадно пил, захлебываясь от наслаждения. – Пошла вон! Ты только что брала воду! – мужик двинул стоящую прямо перед раздачей женщину по плечу так, что та улетела на пол.
– Это брала для детей! А теперь для меня! Я тоже имею право на воду! – заплакала женщина.
– По одной плошке на нос! – Заржал мужик. – Экономим воду, приказ! – палец ткнул куда-то в сторону потолка трюма. – Плыть две декады – дети все равно не доживут, нечего тратить воду на мертвых….
– Ах ты…
Мужик, один из двух, стоящих рядом с тем, кто разливал воду из ведра, просто молча пнул женщину, и та отлетела назад.
– По одной плошке на нос, – зычно повторил бугай. – Кто будет спорить – останется без воды. Кто-то хочет оспорить?
Коста затаил дыхание – никто из трюма не подал голос. Его уже просветили, что это их корабль брали последним, а так, многие тут сидели уже по две-три декады, и… многие умерли, попытавшись спорить с теми, кто установил внизу свои правила.
– Следующий!
Стоящий перед Костой старик шагнул вперед, протягивая на вытянутых руках жестяную миску, куда небрежно плеснули воды – часть драгоценных капель пролилась на пол.
– Мара благослови, – пробормотал старик, поднося чашку к губам. – Великий, спаси и сохрани, огради от зла, оборони и защити… Будьте благословенны за воду… Ахххххх!
– Не поможет! – Миска старика улетела в сторону и звонко ударилась о пол, когда мужик ковшом
