Альциона, едва догнав взъерошенного и грязного спутника: — Подожди, я покажу, как добраться быстрее…
***
Когда Кира вошла в номер Рин, перед ней предстало довольно унылое зрелище. Девушка сидела в углу на кровати, в полной темноте. Обхватив руками колени, она прятала красные от слёз глаза. Некогда белоснежная, красивая форма была испятнана следами земли и травы, в полумраке казавшимися почти черными. На свету, сочившемся из коридора, поблескивал красной вышивкой символ — две кружащиеся звезды. Майор прошла внутрь.
— Может, расскажешь мне, что случилось?
Не поднимая головы, девушка скосила глаз на севшую рядом Киру. Тишина.
Снизу доносился едва различимый шум, звон посуды и радостные крики. Плеяды отмечали свою победу, добытую тяжёлым и упорным трудом. Кто-то из других делегаций присоединился к празднику, было даже несколько ретрансляторов.
Игорь, стоявший за дверью, робко заглянул внутрь. Одного взгляда майора было достаточно, чтобы он понял — нужно оставить их в покое, наедине. Смиренно кивнув, он прикрыл дверь и ушёл в свой номер.
— Я всех подвела…
Сдавленный шёпот Рин было едва слышно. Кира была не бог весть каким эмпатом, но эмоции сжавшейся в комок девушки ощутила очень чётко. Страдание и боль опустошали её.
— Кого — всех?
Рин шмыгнула носом, по щеке скатилась маленькая капелька.
— Тебя… Алголя… Маму с папой… Всех.
Кира вздрогнула. Родителей она упоминала впервые. Кто знает, какие воспоминания всколыхнула эта поездка, и что могло случиться в душе сироты, вернувшейся на родину?
— Эй… не говори так. Ты выступала прекрасно, и даже не имея такой подготовки, как у всех остальных, показала классный результат. Я горжусь тобой.
Девушка содрогнулась всем телом и издала сдавленный всхлип.
— Даже если что-то не вышло, что-то пошло не так, ты всё равно старалась изо всех сил. Я это вижу, и поверь, это важнее любых побед. Даже если очень тяжело и страшно, ты не опускаешь руки. Знаешь, что это означает? Что ты станешь великолепным ретранслятором. Мы тобой гордимся. И вся страна будет гордиться.
И тут Рин прорвало. Стиснув зубы, она застонала — и разревелась во весь голос.
— Я предательница!.. омерзительная!.. Хуже всех!.. Какое… какое вообще…
Девушка хрипло рыдала, размазывая слёзы по щекам.
— Ну что ты… — Кира обняла её и прижала к себе. Раньше она и не замечала, какой хрупкой и маленькой была её подопечная. Ладонь легла на шелковистые мягкие волосы, скользя по голове.
— …мне плохо… в России, я не могу… меня все ненавидят! Узкоглазая… плоскодонка… оборванка… нищая… они вечно смеются… это невыносимо… — причитала она, всхлипывая. Бегущие слёзы крупными каплями оросили штаны и ветровку, пропитывая ткань насквозь.
— Я хотела… хотела всё бросить… попросить убежища! Вернуться! Бросить всё… вас, Алголя, ретрансляцию… я просто… просто хотела домой… я просто хотела вернуться обратно, домой!
Кира зажмурилась, сдерживая подступившие слезы. Не хватало еще и ей разреветься перед девчонкой. Вот значит, как… вот значит, что она чувствовала всё это время. А слова всё лились из неё неудержимым потоком. Всё, что копилось долгие годы, хлынуло наружу.
— Но Альциона, она… она всё знает теперь… она сказала, мне тут нет места… у меня нет дома… здесь я не нужна, я лишняя, я предательница… предала их, предала вас, я хуже всех… я ведь могла… если бы сразу… если бы сказала правду, я бы могла стать ей сестрой!
— Рин…
Глупая. Она, Чуйков, институт, Плеяды — да вообще все. Им всегда нужны были только показатели, коэффициенты, эффективность, боеспособность. Бешеная гонка за результатом, где на кону стояли тысячи жизней, включая их собственные. Никто за всё это время даже не потрудился подумать, каково же было ей, чужой в обеих странах, ничейной, потерявшейся и одинокой. Кира закусила губу, сдерживая рвущиеся наружу слова.
— У меня ничего нет… — она помотала головой, шмыгая носом: — У меня совсем ничего не осталось… я одна… я подвела всех, кто мне доверился… ни тут, ни в России, я больше не чувствую себя… я…
Она, давясь слезами, сглотнула вставший в горле комок, но больше ничего не могла произнести.
— Ох, Рин, моя глупенькая Рин… — шептала Кира, не выпуская её из объятий: — У тебя всё ещё есть я. И Алголь, он тоже на твоей стороне. Мы все.
— Я вас предала… я всех!.. всех…
— Ты сейчас здесь, со мной. Ты никуда не убежала. В чём предательство? Я не могу судить тебя за то, чего ты не сделала.
— Но… но я же хотела…
Кира негромко рассмеялась и потрепала её по голове. Пальцы скользнули по мокрым щекам, стирая слёзы.
— Каждый человек иногда хочет такого, что и вслух-то не скажешь. Но надо иметь особую силу, чтобы остаться, когда хочешь уйти. Не сделать ошибку, когда всё в тебе кричит — сделай.
— Но я хотела, я была готова…
— Где ты сейчас? И с кем?
Рин тяжело выдохнула и замолкла. Майор ощутила, как под испятнанной слезами одеждой колотилось её сердце, заставляя вздрагивать худенькое тело. Постепенно она успокаивалась.
— Знаешь, что? Когда вернёмся, я помогу тебе со всем этим. Разберёмся со всеми, кто тебя обижал. Если захочешь перед кем-то извиниться, я сделаю это с тобой. Ты больше не будешь одна. Идёт?
Сглотнув, девушка коротко кивнула и вытерла нос рукавом.
— Вот и славно. И никаких больше слёз! Я за салфетками схожу.
Кира вытерла большими пальцами её щеки. Слёзы все еще текли, но было видно, что Рин стало легче. Майор встала с кровати и вышла в коридор, на секунду задерживаясь в проходе.
— Скоро будет легче, Рин. Вместе мы со всем разберёмся. Ты только немножко потерпи.
В тишине комнаты, внезапно ставшей слишком пустой, девушка хорошо слышала звуки её шагов. Щелчок замка, открывающаяся дверь — и еле слышная трель телефонного звонка.
Ей было холодно. Мёрзли ноги, до самых костей продрогли руки, да и всё тело мелко трясло, словно в ознобе. Но более всего холод ощущался в душе. Ей до смерти хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, заставить всех забыть этот день. Но, похоже, даже ретрансляторам это было не под силу. Хотя может — а вдруг? — Алголь сможет ей помочь?
Алголь… еще утром она была настолько занята переживаниями о Плеядах и своём несостоявшемся будущем, что совсем забыла про угрюмого парня, ведшего её за руку в незнакомый мир ретрансляции. Если кто и должен её ненавидеть больше всех за предательство, то это должен быть он. Если перед кем ей и следовало извиняться в первую очередь, то именно перед ним.
Смутное ощущение тревоги шевельнулось внутри. Дверь стремительно