Османская Империя. Константинополь. 1761 год
Воровская гильдия, или община, представляла собой небольшой район города. В прежние времена в зенице Порты было строго с соблюдением законов и дисциплины, а воры украшали своими телами петли так же часто, как оставляли в подарок палачам свои руки, а подчас и ноги. Но последние годы всевидящее око власти несколько помутнело. Всему виной неудержимый рост Империи. Захватывая новые земли и распространяясь все дальше от главенствующей власти, турки понемногу теряли хватку. Они не были готовы к управлению столь большими территориями, население уставало от налогов и в то же время вырывалось из ежовых рукавиц, поскольку суровым надсмотрщикам попросту не хватало рук и глаз следить за всеми. Какой бы ни была крепкой стена, какой бы высокой она ни была, нельзя забывать о фундаменте, на котором она стоит.
В любом городе есть районы, куда лучше не заходить, если не готов сражаться за свою жизнь и кошелек. Возле портов всегда неспокойно, но под руководством Чапы мелкие воришки и матерые грабители объединились для мирного сосуществования в общине. Их дома напоминали сараи, на крышах которых стояли другие сараи – чуть меньше. Жители часто добавляли пристройки, сбивали стены, утепляли их коврами и шкурами. Они жили практически одной семьей, хотя, конечно, и в семьях случаются конфликты. За дисциплиной следили неустанно и каждого, кто позволил себе нарушить кодекс, сурово наказывали.
Здесь витал запах скисших фруктов, крыс, сырого дерева, морских водорослей, вареных рыбьих потрохов, пыли и пота. Женщины вытряхивали постель и ковры прямо из окон, бранясь друг на дружку и на снующих повсюду детей, мужчины шумно отстаивали свою правоту, мерялись силой и отсыпались.
В углу таверны за столом, под ножкой которого для устойчивости лежала чья-то старая стертая подошва, сидела странная компания. Женщина, прячущая свое лицо и тело за плотной многослойной одеждой, четверо ее детей, одетых в обноски, и мужчина, чья худощавость и даже сухость не сочетались с невероятно круглым животом. Он после каждого глотка из чашки утирал пышные усы. Глядя на его невзрачную одежду и потертые туфли, никто бы не сказал, что перед ними – царь воров Константинополя, гроза торговцев. Попросту – Чапа.
– Ума не приложу, чем тебе помочь, – сказал он, глядя на сидящую напротив него женщину. – Но ты мне как родная. Живите, сколько нужно. Никто вас не обидит.
Лорин опустила платок, прикрывающий ее лицо, презрительно утерла губы, на которых осталась пыль, и пояснила:
– Я не прошу о приюте. Мне нужны документы. Любые бумаги, с которыми бы честная женщина могла добраться до Бодрума.
Они говорили на османском языке, который не слишком отличался от арабского, смешанного с персидским, а оба древних языка были хорошо знакомы Лорин, она изучала их наряду с испанским, французским и германским.
– Честная женщина должна следовать за мужем, – строго сказал он и хитро прищурился, глядя на притихших детей. – Англичанке и вовсе нечего одной путешествовать. Опасно это. В караван тебя не возьмут. Кому там лишний рот нужен? Хотя… я бы мог договориться с одним достойным человеком. Я ему уступал, его черед пришел.
Лорин с облегчением вздохнула и крепко сжала его руку:
– Я так благодарна тебе!
Этот ее жест привлек внимание остальных посетителей, которые до того времени делали вид, словно ничего вокруг не происходит.
– Не стоит, – усмехнулся Чапа, немного отстраняясь от стола. – Я хочу тебе помочь. Но в ответ мне тоже кое-что нужно.
Лорин почувствовала внутреннее напряжение. Никогда еще прежде она не бывала в такой ситуации. Без гроша, без рекомендательных писем она вдруг почувствовала себя совершенно беззащитной. Словно всё, что делало ее прежде непобедимой, вмиг обратилось в прах.
– Это всё, что у меня есть, – она достала кошелек и вытряхнула его над столом. Глухо упали две мелкие монеты и несколько ниток.
Если бы только Чапа знал, что всего в двух шагах от него находится одна из величайших драгоценностей мира – легендарный Великий Могол – он бы собственную феску сжевал. Но ему об этом знать нельзя.
– Мне не нужны твои деньги, – он с долей снисхождения оттолкнул монеты. – Ты можешь отплатить иначе.
Он цокнул зубом и заметил, бросив взгляд на Джека. Паренек напрягся, по-своему истолковав действия турка.
– Твой малец на меня не бросится?
– Он на цепи, – натянуто улыбнулась Лорин. – Чего тебе нужно?
От того, в какое русло повернул разговор, ей стало не по себе.
– Речь идет об одной услуге, – Чапа жестом спровадил сонного разносчика чая, от которого пахло кальянным дымом. Понизив голос и нагнувшись вперед, он произнес, – Александр фон Мантас.
Лорин удивилась тому, что ничего в памяти не отозвалось.
– Что мне должно сказать это имя? – осторожно уточнила она.
Чапа неожиданно довольно рассмеялся и, откинувшись на спинку стула, великодушно ответил:
– Может, и ничего. Видишь ли, этот человек занимает одну из ключевых позиций в торговой компании Пруссии. На днях он прибыл в порт. Вскоре он подпишет некий документ с Третьим.
Лорин кивнула. «Третьим» Чапа назвал Мустафу III, правящего нынче Империей. Его реформами многие были недовольны. Он слишком кардинально менял политику, целясь в Европу. Для многих это выглядело жалкой попыткой угодить богатому соседу, что было странно при той моще и богатстве, которыми обладала Империя. Другое дело, что простому люду было невдомек, что крепкие стены трещат, а могущество Империи может обратиться против них самих. Но ее это теперь не касалось.
– Прости, чем я могу помочь?
– Мне нужно заменить этот документ другим, – невозмутимо ответил Чапа.
Лорин облизала пересохшие губы. Как знакомо. Она занималась подменой документов так часто, что не вела им счет. Письма о примирении превращались в объявление войны, завещания немыслимым образом перекручивались… Чапа хотел невозможного. Он предлагал ей выполнить привычную работу. Король воров один из немногих в османских землях, кто знал, кому она служит, и нередко участвовал в кампаниях Созидателей. Конечно, она не сказала ему, что бежит от ордена. Иначе он бы не только не принял, но, вероятней всего, убил бы ее.
– Прости, я не могу, – с сожалением, которое так походило на искреннее, ответила она. – Другое задание совершенно не позволяет мне…
Он внезапно хлопнул ладонью по столу, и второй раз за это время все присутствующие посмотрели в их сторону. Глаза Чапы перестали излучать хваленое восточное гостеприимство, и теперь сжигали ее черным пламенем.
– Позволяет, Химера. Ибо я ненавижу ложь, а ты испытываешь мое терпение.
