Там, где трубка раздалась особенно широко и путешественники могли идти по двое, Бердо наклонился к уху Омала и тихо спросил:
– Надеешься побывать в гостях у Эда Гамильтона?
– С чего ты взял? – буркнул Омал.
– Логика и наблюдательность, дружище, – проговорил авантюрист. – Я видел, как загорелись твои глаза, когда старый космопех травил байки. А потом вдруг этот внезапный интерес к достопримечательностям Туманного острова…
– Иди ты со своей проницательностью…
– А ну тихо! – гаркнул Старк.
Никакой надобности требовать тишины не было. Гигантский тоннель лавовой трубки наполнился гулом, словно по нему и впрямь мчался поезд. И не стремительный, похожий на обсосанного червя состав вакуум-метро, который скользит сквозь обмотку соленоида почти в космической пустоте, а следовательно – бесшумно, но медленный старинный поезд, тяжко грохочущий чугунными колесами на стыках рельс.
– Ма бахт! – сказал проводник. – Это ледяные кроты.
– Как? – удивился Уэйнбаум. – Здесь?
– Мигранты, черт бы их побрал… Я думал, они позже откочевывают… Давайте направо!
Лавовая трубка разветвлялась на два тоннеля. Гул катился из левого. Сопение, костяной стук, шорох множества лап и… жар. Как будто вернулись прежние времена и огненные недра Венеры вновь извергли лаву. Омалу хотелось задержаться, посмотреть на животных, которые умудрялись прожигать собственным телом ледники Холодного барьера, но тревога проводника передалась и ему. В правом тоннеле было тихо, и как-то странно и знакомо пахло. Как будто бы лесной прелью… Смутное воспоминание скользнуло по поверхности сознания Омала, но не задержалось, нырнуло в глубину…
Правый тоннель уходил все дальше, сквозь проломы сочился вечный сумеречный свет венерианского дня. Но теперь свет падал с большой высоты, случись что – не выберешься. Гул и жар катились за людьми по пятам. А навстречу поднималась волна запаха гниющей растительности.
Старк неожиданно становился, сплюнул сквозь зубы и процедил:
– Попались…
– Что значит попались? – спросил Бердо. – Кому?!
– Медузы! – выпалил Омал. – Чувствуете, гнилью несет?
– Да, горгонии, – нехотя подтвердил проводник. – Думал, проскочим… Там, – он показал вдоль тоннеля, – трубка почти полностью разрушена… Дьявол, не успели…
– Между львом и крокодилом, – пробормотал старпом. – Здесь есть боковые штреки?
– Есть, – отозвался Старк, – но надо возвращаться к развилке, а там уже кроты.
Он был прав, жар усиливался. Трудно было представить, что излучали его животные, а не тектоническая магма.
– Будем пробиваться! – сказал авантюрист, взмахнув атомиком. – Только через кого?
– Полагаю, что через медуз, – флегматично заметил Уэйнбаум. – Верно, мистер Старк?
– Да, – выдохнул тот. – Кроты мигрируют, их десятки тысяч, а горгонии охотятся, следовательно, их меньше. Да и стрелять в кротов небезопасно…
– Тогда не будем терять времени! – подытожил Бердо.
– Действуем так, – сказал проводник. – Двое выжигают дорогу, остальные прикрывают их со спины. Потом поменяемся. Я и Артур – авангард, первая смена.
С атомиками наперевес они двинулись навстречу медузам. Запах гнили становился невыносимым, но сами горгонии в подземном мраке были почти неразличимы. Белесое туманное нечто, лишь смутный блик от фонаря Старка указал на их присутствие.
– Внимание! – крикнул проводник. – Огонь!
Он и Бердо вскинули атомные пистолеты. Плазменные струи вспороли туманное месиво. И немедленно по ушам ударил чудовищный рев. Горгонии продували мантии, стараясь спастись от перегрева. Но от такого перегрева не спастись никому. Тоннель наполнился вонью горелой биомассы, хлопья умерщвленной органики крутились в вихре накаленного воздуха, черным снегом оседая на одежде и лицах людей.
«Никогда бы не подумал, что в арьергарде наступления страшнее, чем в авангарде», – угрюмо размышлял Омал, прислушиваясь к нарастающему за спиной гулу живого поезда.
Психотуристу не доставалось столько гари и вони, сколько товарищам, но они хотя бы сражались. Успокаивало лишь присутствие Уэйнбаума. Старший помощник капитана «Тувии» шагал рядом, невозмутимый, как скала. Глядя на него, не приходилось сомневаться, что, рухни сейчас свод лавовой трубки – не дрогнет старпом, подставит дюжее плечо, спасет шкуру дражайшего яхтовладельца.
Омал даже сплюнул с досады. Никогда ему еще не казалось до такой степени фальшивым его положение. Ну какой он к черту яхтовладелец?! Авантюрист похлеще Артура, у того хоть цель есть, убеждения. А что есть у клерка консалтинговой компании Омала Мохо? Яхта, подаренная великодушным наследником имперского престола? Ха-ха… Даже тела собственного нет… Донашивает чужие обноски…
Он споткнулся о сталактитовый обломок и понял, что отстал. Кромешная темень вокруг. Далеко впереди свист плазмы и рев погибающих горгоний. Позади и совсем близко жар, костяное постукивание и шорох бесчисленных лап. Ледяные кроты наступали. Повернуться к ним спиной Омал не решался. Закричать, позвать старпома на помощь мешал стыд. Сжимая в потной ладони рукоять «Бретёра-116», Омал свободной рукой нащупал шершавую стену тоннеля и попятился.
Вал стремительной, горячей, как печь, живности настиг его в считаные мгновения. Забыв о стыде, Омал закричал благим матом, вдавил спусковой крючок. Выплеск плазмы ударил в горячую темноту. И темнота ответила. В перегретом ее чреве что-то лопнуло. Тугая волна взрыва прокатилась по закупоренной с двух сторон лавовой трубке, с равной силой сокрушая и хрупкую плоть, и толщу каменных стен.
– Что же вы так неосторожны, дети мои?!
Высокий седой мужчина в массивных очках в строгой черной оправе смотрел на своих гостей с отеческой укоризной. На первый взгляд ему было не больше пятидесяти, но глубокие вертикальные складки у рта и старческая «пшенка» на внешней стороне кисти руки выдавали истинный возраст. А может, наоборот – скрывали. Сколько ему? Сто, двести или все триста?
– Это я виноват, – подал голос Омал. – Джон… простите, мистер Старк предупреждал, что стрелять в кротов небезопасно, но я…
Хозяин дома горько усмехнулся.
– Я не о кротах, – проговорил он. – В конечном счете кроты – это мелочь…
«Ничего себе мелочь…» – подумал Омал, тайком разглядывая свои руки.
Кожа на них была совершенно целой, а ведь полыхнуло так, что никакой надежды на благополучный исход не осталось. Боль, адская боль, огонь снаружи, огонь внутри, а вот поди ж ты, руки целы, ноги целы, и ничего не болит, ни внутри, ни снаружи. Кто-то вытащил их из пекла, принес в этот чудной дом, выстроенный в старом добром колониальном стиле. Исцелил. Чудеса… Впрочем, чего, как не чудес, ждать от хозяина дома?
