Капрал Хьюмис, его новый адъютант, показался в поле зрения.
— Я слышу ликование.
Он стоял у плеча Аданара, повернувшись светившимся надеждой лицом к командующему. Надежда. Она способна убить человека. Она пожрет его изнутри, и он не осознаёт того, что он уже мертв, пока цепляется за нее. Но потом уже будет слишком поздно, останется лишь бродячий труп, тень, ждущая, пока Ад заберет ее.
— Это ложные надежды, Хьюмис, вот и все.
Капрал облизал пересохшие губы. Он был помощником Зонна меньше часа.
— Несколько слов способны поднять дух солдат на стене. Возможно, вдохновляющая речь…
— Не будет никаких речей. Никаких пустых слов.
— Но, командующий… Почему нет?
Испепеляющий взгляд Аданара заставил его замолчать. Посмотрев в мертвые глаза своего командира, Хьюмис все понял.
— Потому что я не хочу лгать им, капрал. Не хочу и не буду.
Вот уже целую вечность тронный зал пребывал в запустении. Теперь от него остались лишь запыленные руины, чье прежнее великолепие давным-давно померкло, оставив после себя только воспоминания.
Старые статуи, обликом своим напоминавшие скелеты и сверх всякой меры украшенные всевозможными регалиями, расположились в альковах, сжимая в руках древние клинки. Единственным источником света были выгравированные на полу и на стенах руны. Их призрачное, изумрудное сияние вырисовывало очертания трона, установленного на овальном помосте. Он был поистине огромным, исполненным из золота или какого-то сплава, внешне напоминавшего золото. Руны испещряли всю его поверхность.
Анкх бродил по пришедшим в упадок залам и анфиладам, сам воздух которых был пропитан отчуждением. Его не удивляло, что Не-мертвый теперь избегает этих мест. Они несли воспоминания о давно ушедшем времени, об их прошлой жизни. Сахтаа стенал об утрате своей плоти и крови, подобно голодной, тронувшейся разумом собаке, и в своем недуге он был не одинок. Пороки и страдания терзали каждого некрона, по крайней мере тех, кто еще сохранил в себе искру разума и памяти.
На мгновение Анкх прыгнул вне времени, искривляя хронологию Вселенной и подчиняя себе ее законы. Он вновь оказался в чертогах воскрешения, на этот раз на самых нижних уровнях гробниц.
Недуг.
Всплывшее в подсознании слово принесло с собой что-то еще, что-то искаженное, неправильное. Он узнал издававшие приглушенное гудение саркофаги разрушителей. Эта порча, которую воплощали собой разрушители, была повсюду среди некронов. Анкх, возможно, даже посочувствовал бы им, если бы еще мог испытывать подобные эмоции. Фатализм, отрицание общих ценностей, граничащая с одержимостью вера в то, что единственное их предназначение — убивать, обособили разрушителей от всех остальных.
Безумие текло по их механическим артериям, посылало электрические импульсы по их силовым кабелям. Такова была судьба всех некронов. Они уродовали собственные тела, удаляя конечности и заменяя их платформами-репульсорами, тесла-излучателями и гаусс-орудиями. И все это ради главного устремления разрушителей — уничтожения.
Наваждение туманило разум, равно как и ложное чувство собственного превосходства.
И во времена, подобные этим, когда реальность их существования и неизбежность такого развращения вставала перед глазами, Анкх сильнее прочих ощущал всю тяжесть падения некронов.
Вирус поразил их, куда более коварный и губительный, нежели любая болезнь смертной плоти. Они променяли свою человечность на тела из металла, свои жилы — на сервоприводы, свою индивидуальность — на рабство ограниченного восприятия. Они пошли на все это, но так и не смогли избежать разложения. И нет ничего удивительного в том, что столь много подобных Анкху уже давно пали в пучину злобы и безумия.
Скоро он вернет разрушителей к жизни.
Десятки тысяч саркофагов заполняли катакомбы. Гробница уходила глубоко в сердце этого мира, и многие ее уровни были предназначены специально для чертогов воскрешения. Из всех машин разрушителей насчитывалось больше прочих. Тусклое свечение исходило от рунических арок, обозначая каждый саркофаг. Биологический разум не смог бы постичь всю эту картину, простирающуюся в бесконечность во все стороны.
Роль разрушителей в этом конфликте была предопределена — Анкх уже видел ее своими холодными, мертвыми глазами. Он лишь хотел еще раз взглянуть на них и напомнить себе о той судьбе, что ждет всю его проклятую расу.
Еще одна вспышка хроносдвига вернула его обратно в тронный зал. Теперь, удовлетворив позывы своего разума, он мог заняться делами здесь. Побочным эффектом телепортации всегда была легкая дезорганизация, непременно сказывавшаяся на ощущении реальности. На мгновение Анкх попытался вспомнить, как выглядело это место до биопереноса. Но картины, всплывавшие в его затуманенном разуме, были лишены всякой четкости и яркости.
Несмотря на то что его логические схемы исправно функционировали, воспоминания временами с трудом приходили к нему. Он был повелителем элементов, хрономантом, призрачным манипулятором, он мог в мгновение ока перемещаться между вселенными, но нить былой жизни по-прежнему ускользала от него. И чем больше он пытался ее ухватить, тем тоньше и слабее она становилась. Забвение неумолимо поглощало память о тех днях, что предшествовали его долгой спячке.
Архитектор обратил внимание на полированное, отлитое из черного янтаря зеркало вдоль одной из стен. Внутри, словно по ту сторону его пересеченной паутиной трещин поверхности, роились лица, то исчезая из виду, то возникая вновь. Не отражения самого Анкха — но и разным сущностям они также не принадлежали. Напротив, сущность была всего одна, запечатанная внутри этого камня, вне времени, подобно криптеку с его хрономантией. Столь изощренная пытка особенно нравилась Анкху.
— Проснитесь, — молвил он. Это было не просто слово, это была команда, приказ, по велению которого в ту же секунду зажглись огни в глазах статуй. По всему залу стражи возвращались к жизни, и судороги сотрясали их тела. Корка замерзшей грязи и инея трескалась и рассыпалась по мере того, как приходили в движение суставы. Клубы пыли взвивались с сервоприводов, как паутинка тонкой ткани, оборванным погребальным саваном опутывавшей существ.
— Мы служим Владыке, — в один голос отозвались они, окружив Анкха, стоявшего в центре зала внутри защитной печати, начертанной рунами на керамическом полу.
Он поклонился.
— Я — Архитектор, подданный Владыки и проводник его воли.
Стражи никак не отреагировали. Они лишь безмолвно стояли, уперев в пол древки своих глеф.
