сотня мелких, есть искусственные, вроде языка, на котором говорит какой-нибудь орден, или жаргонные, вроде языка морских пиратов. Глаз натыкается на язык преступных гильдий и сообществ. С увлечением читаю информацию, почерпывая из контекста больше чем там написано. Воры, наёмные убийцы, разбойники и грабители, насильники, похищения ради выкупа, это понятно, но, оказывается, в империях есть наркотики! В империях есть незаконное рабство! Особенно в труднодоступных местах, коих в этом мире процентов сорок. Джунгли, горы, пустыни и прочее. Воруют людей, ведь раб стоит денег, а с профессией тем более. А как человек человека может эксплуатировать, я знаю не понаслышке. Есть и тюремный жаргон, хотя тюрем исчезающее мало у нас, местные просто не могут представить зачем держать нахлебников, кормя их задаром. То ли дело рабство. Но тюрьмы есть, судя по жаргонам, кои приравниваются тут к языкам. Внимание привлек язык императорской тюрьмы. Делаю заметку узнать у Давы или Флетчера что это за место, и чего там сидят люди вместо того, чтобы, будучи обращёнными в рабство, пусть и временное, быть проданными, принеся доход империи. Сижу в углу и слышу знакомые голоса моих одногруппников, где-то за рядами стеллажей. Приска и её купеческий друг Гревл. И судя по разговору, они ссорятся. Мне собственно всё равно на обоих, но Приска уже, как и не чужая почти. Решаю вступиться — и вовремя. Звонкий звук пощёчины, не спутать ни с чем, как и ответный удар парня, скорее всего, в живот, отчего Приска, видимо, «хэкнула» и стала сипеть. Выхожу из-за стеллажей, и точно. Приска сидит на полу, а Гревл держит её за волосы и что-то яростным шёпотом втолковывает.
— Вы что ту устроили? Мешаете читать! — сказал я, разглядывая неприглядную картину.
Глава 27
— Гарод, я сама, — сказала Приска, а Гревл тут же отпустил девушку, памятуя о моих кулаках.
Да, собственно, я и с ноги могу нехило ударить, и локтём, и головой…
— Я весь одно большое ухо, — мрачно сказал я, решив повременить с расправой.
— Она мне изменила, — запальчиво сказал купчишка.
— Интересно, а с кем? — спросил я.
— С тобой! — хором сказали оба.
Я малость удивился, а потом подумал, раз Приска соврала, значит этой ей для чего-то нужно, и решил не раскрывать её легенду.
— А-а-а, а я думал ещё с кем-то! И что значит — изменила? Она — свободный человек, я…, — тут я немного сбился, ведь у меня три жены на сносях! — Я тоже хорош собой, чего бы нам не пошалить?
— А вот не надо было с Костранной обжиматься! — немного прояснила свои мотивы Приска.
Ещё одна наша одногруппница, дочка барона, Костранна, была хороша собой, но замкнута и особо ни к кому не прислонялась, а значит, инициатива была от Гревла.
— То есть, ты, мало того, что обидел родственницу барона из моего графства, так ещё и обрюхатил подругу Приски! Ну, ты гусь! — откинувшись, я как бы с восхищением посмотрел на купеческого сына.
— Да не было ничего! Какое обрюхатил? — попытался повысить голос парень, и получил в печень от меня — я решил, что совсем без возмездия оставлять хамство нельзя. Даже если я и в самом деле переспал с его подругой. Хоть мы и в школе, но я — граф, а он — простолюдин.
— А Приску ты за волосы хватал, это я видел! Ладно, беременную Костранну я тебе прощаю, а за неё, — я кивнул на одногруппницу, — я тебе руку сломаю, выбирай какую.
— Она не беременна! — продышавшись, ответил паренёк. — А Приску я люблю, и готов жениться!
— Не надо ничего ему ломать! — быстро сказала будущая невеста. — И с Гародом ничего не было у меня, я просто позлить тебя решила.
— Добрая ты, — с деланным осуждением сказал я. — Но к Костранне, чтобы и близко не подходил! Я сам на неё глаз положил. Кстати, как она в постели?
Вместо ответа Гревл лишь тяжко вздохнул.
— Ладно, общайтесь, только без рукоприкладства, — сказал я и смачно шлёпнул по попке Приску.
Должен же я какую-то компенсацию получить?
Вечером история получила неожиданное продолжение. Ко мне пришла Костранна.
— Гарод, ты не обижайся, но ты не в моем вкусе и, вообще, у меня есть жених, я дождаться конца обучение не могу…
— Костранна, — не стал слушать её я, догадываясь, откуда растут ноги у этого визита. — Иди спокойно к себе, завтра трудный день.
— И я хороша в постели! И не беременна! — совсем нелогично сказала на прощанье девушка.
Утром меня преследовала песенка из земного прошлого, припев там такой заводной: — «Самурай, кия-я-я»! И очень кстати, ведь с утра очередное занятие по бою на мечах, а там я и девочкам многим уступал. Но сегодня у меня в позвоночнике стальной, нет, титановый столб, а уверенность в себе и так была, несмотря на неудачи, которые, я надеялся, были временными. И я в учебном бою победил наставника, ещё нестарого барона, по слухам повоевавшего по самое нехочу.
«Самурай»! — звучало у меня в ушах во время поединка, а потом внезапно продолжение — «Кия-я»!
Я до той поры уверенно отражавший за счёт ловкости и молодости удары барона, уже чуял скорый проигрыш, ведь барон не уставал, это была безошибочная машина для убийства. И меч был продолжением его руки. Нагнувшись, уходя от кругового удара мечом в полуприседе, я услышал очередное «Кия-я-я» в ушах, — и мой полуприсед перешёл в круговую подсечку «Хвост Дракона», и на одном инерционном движении в «Ура-Мавашу» в прыжке в голову!
— Гарод, у нас бой на мечах, если ты забыл, — тряся ушибленной головой, сказал барон, сидя на земле.
— У нас бой. Вы будете говорить в бою врагу, что это нечестно? — парировал я.
— Так-то ты прав, но я пока учу вас работать мечом, а учить использовать окружающие предметы: руки, ноги, голову и зубы я планировал через месяц, — легко вскочил на ноги барон, будто и не было удара в голову.
Хотя о чем я, артефакты же есть.
— Гарод, Псабон, бой три минуты, — ощерился барон. — Покажите всё, что умеете, а не только то, чему
