через пару секунд (или прошло больше времени?) в палату влетели недавняя клуша-медсестра и главный врач.
— П-простите! — забормотал он, не обращая внимания на больных. — Я думал, вы не придёте… не сможете оплатить… а-а каждый лишний день работы аппарата — это деньги…
— Думал?! — заорал я, оказываясь возле него. — Ты думал, мразь?!
И в следующую секунду полный чемодан купюр с хрустом врезался в его голову.
Главврач взвыл, пытаясь прикрыться руками; я, вне себя от ярости, продолжал бить и бить. После четвёртого удара кейс всё-таки не выдержал, распахнулся, и купюры посыпались на пол под восторженные охи и ахи местных «пациентов».
— Это тебе нужно?! — я схватил пачку денег и с силой влепил её врачу в лицо. — Бери! Забирай! Подавись, сука, всё твоё! Только помоги ей, бл*ть, ты же видишь, она умирает!
Ей действительно было плохо, и счёт шёл на часы — в лучшем случае. Слишком долго она провалялась здесь, отключённая от аппарата, лишённая даже самой элементарной помощи…
— Погодите, погодите… — врач попятился; разумеется, после избиения чемоданом он был до смерти напуган, но в то же время он жадно глядел на купюры, раскиданные вокруг. — В-вы правы, конечно…
…вокруг меня уже забегали, засуетились, закружились сотрудники больницы. Одни спешно перекладывали маму на носилки (та по-прежнему не приходила в сознание), другие подбирали пачки купюр, пока их не растащили «пациенты»-бомжи. Главврач дрожащим от волнения голосом бормотал команды, одновременно прижимая к лицу пакет со льдом…
Я не мешал им. Главврач, конечно, гад, но дело своё знает, и сейчас мне важнее, чтобы он работал. А он работал — с той самой секунды, как увидел деньги.
Но я и не уходил, следя за происходящим. Не отходил от бессознательной мамы, смотрел, как её вновь подключают к капельницам и аппаратам… сволочи. Если бы не эти полтора суток, ей бы было гораздо лучше; кто знает, какой вред они причинили ей этим?
За окном уже светало, когда главврач вновь подошёл ко мне и встал чуть сбоку, явно опасаясь подходить вплотную.
— Что ж, — тихо заговорил он, старательно отводя взгляд в сторону. — Мы, разумеется, сделаем всё возможное, чтобы поддержать в ней жизнь…
Я кивнул. Ещё бы вы, бл*ть, не сделали.
— …но с тем, чтобы привести её в сознание и вывести из вегетативного состояния, есть серьёзные проблемы, — он тихонько отступил ещё на полшага. — Ситуация очень тяжёлая, сами понимаете…
Понимаю, ага. Понимаю, что она стала такой тяжёлой из-за тебя, ублюдок. Из-за твоей жадности и беспринципности.
Но обвинять его в чём-то здесь и сейчас было лишь тратой времени; он тоже это понимал.
— Что нужно? — коротко уточнил я.
— Химическими лекарствами уже не помочь, — выдохнул врач. — Фактически, она уже в состоянии комы, и вывести её из неё может только магическое средство… но такое, разумеется, будет стоить дорого.
Я покачал пустым кейсом, всё ещё зажатым у меня в руке.
— Разве вам кажется, что деньги — проблема?
— Ну… — замялся врач. — Понимаете, средства такого уровня — по сути, способные вернуть с того света почти мёртвого человека — будут дорогими даже для тех, кому по карману всё прочее. Последний раз оно было продано с аукциона много лет назад, — мужчина развел руками, — Серебряный Янтарь… редко бывает на рынке.
Я не поблагодарил его за ответ.
Уходя из больницы под утро, злой и нервный, я ещё несколько раз пытался набрать номер Алисы, но всё безрезультатно. Фиксерша не брала трубку.
Но я был слишком уставшим, чтобы долго думать об этом. Нужно было возвращаться в подвал.
* * *
Иногда усталость накатывает так сильно, что, кроме неё, ничего и не замечаешь. Когда валишься с ног, дорога домой воспринимается как телепорт, мозг слишком измождён, чтобы запоминать, где и по какой тропинке ты прошёл по пути к заветной кровати.
Но даже несмотря на состояние, близкое к падению лицом в пол, около входа в свой подвал я враз взбодрился.
Из-за плотной двери, которая почему-то была приоткрыта, доносился гул.
Я напрягся.
На ещё один призыв шара сил уже не оставалось. Да и он только помешает, если Светлые нашли меня так быстро.
Остаётся рассчитывать на себя и Систему.
Резкое движение, дверь на себя. Я быстро залетел внутрь…
И приподнял бровь.
На меня смотрели Архимаг, а также трое девушек из общежития, с которыми я виделся ранее. Озадаченные, а также слегка злые.
Ну ещё бы. Судя по бокалам в руках и довольному лицу старика, моё эффектное появление как раз прервало им первый тост.
Я окинул их взглядом, даже не пытаясь разобраться, как они вообще сюда попали.
— Налейте и мне, — я выдохнул, — бокальчик.
Фиксеры. Вёрткие, как угри, и такие же мерзкие. Хороши только в разделанном виде.
На то, чтобы выследить и взять фиксершу, ушла половина ночи. И ещё столько же — на то, чтобы её разговорить. Казалось бы, время потрачено, но проблема решена. Однако…
Стоял уже полноценный день, а Октябрю Зимину так и не удалось добиться от неё чего-то стоящего.
Кхм. Это начинало раздражать старика. Он исподлобья глядел на привязанную к стулу девушку. Короткая и вызывающая стрижка под каре, поделённая на две половины — ярко-красную и такую же ослепительно-синюю. Несколько шипов пирсинга над левой бровью. Татуировка в виде египетского глаза на шее. И глава — искренние-искренние, что один, с ярко-зелёной линзой, что второй, карий, натуральный… кажется.
За свою долгую жизнь Октябрь узнал множество способов и техник… выбить из человека информацию. Некоторые из них были гуманными — примерно один из десяти. Остальные были действенными.
Увы… к сожалению, все эти способы работали только в одном случае: если жертва пыталась героически молчать, строя из себя партизана.
Эта же мелкая…
— Ну-у-у-у, и в целом, наверное, вы могли бы просто спросить меня, кто был тот тип, что вчера попросил меня узнать за ваш шарик, — девушка сдула с глаз прядь волос. — Или… когда там это было, позавчера, наверное. Или нет… или да. Да, кажется, да, позавчера. Так вот, о чём я… о том типе. Ну, в общем, я этого парня не знаю… если он вообще парень, конечно же, вы ж понимаете, о чём я. Ну, то есть, как не знаю, немного знаю, разумеется, но не лично, просто пару раз слышала о нём, и… и вот, в целом, он просто связался со мной в даркнете. Не-не, вы не подумайте, — нервный смешок, — я в даркнете сижу только по работе, ничего такого. Я
