Это, в общем-то, был тревожный симптом…
– Как только погода установится и схлынет наиболее тяжелая волна катаклизмов, мы попытаемся наладить связь с Зауральем, – продолжал Русаков. – Прямую – путем посылки большой экспедиции, возможно, по железной дороге, смотря по состоянию. Там – несколько сотен «витязей». Даже учитывая гибель, растерянность, пусть и чью-то измену – думаю, несколько десятков уцелели обязательно и будут кристаллизовать вокруг себя группы. Существует также множество самых различных организаций, хотя и не связанных с РА, но настроенных на борьбу за Россию, за возрождение ее. Не верю, что они все сдадутся или сгинут бесследно.
– У нас практически нет агентуры, – перебил его Шумилов. – Мы ничего не знаем о происходящем далее чем в ста километрах от города…
– И ты предлагаешь на этом основании ничего не делать? – Русаков недовольно прищурился. Шумилов – невысокий, но жилистый, с очень светлыми серыми глазами, в прошлой жизни – офицер ФСБ с десятилетним стажем, ушедший со службы после долгой и безуспешной борьбы с начальством, – покачал головой:
– Как раз ничего подобного, Велимир. Как раз поддерживаю твою идею вооруженных экспедиций.
– Что до агентуры – то это дело наживное, – подал голос Жарко.
Шумилов посмотрел на него внимательно, изучающе. Жарко отвел глаза, чуть усмехнувшись. Эти двое друг друга недолюбливали – и не скрывали этого. Шумилов считал свой КГБ единственной спецслужбой. Официально так оно и было. Но Романов отлично знал, что Жарко занимается, кроме курирования образования и воспитания подрастающего поколения, агентурной разведкой – лично для него, Романова, – используя связи Женьки Белосельского и кое-кого из своих новых воспитанников. Это не было спецслужбой, оформленной спецслужбой, – но шутка про «особый невидимый отдел романовской канцелярии» циркулировала по Думе со стабильной настойчивостью.
– Наживное, – согласился Шумилов. – Будем обзаводиться ею вместе с экспедициями. Пока они – единственный способ расширять сферу влияния. Пусть вслепую. Но хотя бы так.
Кажется, он хотел еще что-то сказать. Но в коридоре раздался шум, кажется, даже звуки потасовки (практически все в помещении схватились за оружие, Романов поймал себя на точно таком же движении), – и внутрь, почти волоча на себе двоих охранников, ворвался молодой парень в незастегнутой легкой куртке. Романов вроде бы даже его знал, хотя не мог вспомнить толком откуда. Посетитель же, ни на кого не глядя, кроме Лютового – тот как раз был в числе немногих, оставшихся спокойно сидеть на месте, – крикнул:
– Вадим Олегович! Связь! Только что!
Профессор поднялся – быстро, словно его подбросило пружиной. Романов уловил только слово «связь» и, перекрикивая совершенно несолидный шум, мгновенно заполнивший помещение, закричал сам:
– Какая связь?! С кем?! Каким образом?!
Парень – теперь Романов вспомнил, что это один из молодых ученых, которых курировал Лютовой, но ни фамилия, ни имя все еще не шли на ум, – кажется, очнулся, потому что, бросив взгляд уже на Романова, стал быстро и восторженно говорить что-то об усиливающих кольцах, пробое искрой и какие-то еще термины, за которыми никак не было видно самого главного – сути. Юрзин сориентировался быстрей прочих – каперанг со своего места крикнул:
– Вы сумели усилить сигнал?!
Этот крик установил тишину, словно бы команда. Охранники отпустили парня (он на них, впрочем, так и так не обращал внимания) и тоже заинтересованно застыли, слушая. А тот поправил куртку и, счастливо кивнув, расплылся в совершенно мальчишеской улыбке. Зашарил по карманам, достал несолидный клочок бумажки…
– Мы не обещаем постоянной связи, – тут же торопливо предупредил он. – Может быть, это вообще была случайность. Кроме того, надо учитывать, что скорее всего большинство достаточно сильных передатчиков и приемников было выведено из строя полностью, а также то, что доработка, подобная той, которую мы произвели, – вещь новаторская…
– Да прочитай же текст, черт бы тебя побрал! – не выдержал Романов. Его снова поддержал короткий гул. Парень оторопело осекся, кивнул и даже с некоторой торжественностью прочел, держа бумагу обеими руками:
– «Властям Владивостока в случае, если слухи верны. Улан-Удэ разрушен. Озеро Байкал быстро меняет очертания, западный берег резко опускается. Землетрясения. Сейчас говорит поселок Селенжинский. Генерал-лейтенант Белосельский…» – Романов вздрогнул, услышав знакомую фамилию, но тут же забыл об этом совпадении… – Тут пропуск… дальше: «…Прочно контролируем поселок и окрестности. Большое количество беженцев, детей-сирот и больных лучевкой. Сильные ветра, необычное похолодание. Надеемся справиться. Готовимся. Сделаем все, что можем. Подтверждаем готовность сотрудничать». Опять пропуск, дальше: «…В этом случае не стоит даже пытаться. У нас достаточно техники и боеприпасов, чтобы отбить охоту…» Снова пропуск, дальше: «…Будем передавать с 17.00 до 18.00 и с 3.00 до 4.00 по Москве каждые сутки и ждать в эти же…» Все.
– Кто-нибудь… Да тише, черт возьми! – Романов стукнул обоими кулаками по столу, потому что поднялся снова невероятный радостно-удивленный шум. – Кто-нибудь знает Белосельского?!
– Я! – поднялся полковник Сельцов, представлявший сейчас объединенное руководство ВВС и ПВО – контору, бывшую практически бесполезной, не прими Большой Круг решения о старательном сохранении всех механизмов, аппаратуры и прочего. – Хорошо знаю, думаю, меня он тоже помнит. Строго говоря, два года назад он вышел в отставку… до этого десять лет служил в штабе округа, бывший десантник. Последнее время по поручению полпреда президента курировал кадетские корпуса. Надежный человек, настоящий офицер, но как бы сказать, с тяжелым характером.
– Вы сможете его опознать во время радиосеанса? По каким-нибудь характерным словечкам, приметам речи? – тут же спросил Шумилов, как видно, сразу понявший идею Романова.
– Эй, эй, эй! – подал голос молодой ученый, уже разговаривавший сразу с несколькими людьми. Он вывернул шею, глядя через плечо. – Мы не можем обещать…
– Я знаю! – рявкнул Романов. – И не надо обещать! Сделайте!
– Мы… – Парень вдруг усмехнулся и кивнул: – Хорошо. Сделаем.
– Могу, – решительно сказал Сельцов. – Практически стопроцентно.
– В таком случае вам это и поручается. – Романов рухнул на стул. И с трудом удержал себя от желания спрятать лицо в ладонях и вслух пробормотать: «Неужели получится?!»
* * *
Женька заявился около девяти часов – у Романова шло совещание с Русаковым, Муромцевым, голландцем Северейном и представителем японцев по вопросам совместной обороны. Точней, по вопросу включения экипажа фрегата и взрослых японцев в отряды самообороны. Мальчишка был по пояс в грязи – ощущение такое, что он куда-то проваливался, – и при этом крайне доволен. По стеночке (и оставляя на полу отчетливые черные следы ботинок) он проскользнул в дверь, за которой при старом мэре располагалась роскошная комната отдыха, а сейчас была просто спальня-кабинет Романова. Там же стояла в углу наскоро смонтированная душевая кабинка с электронагревателем.