– Я же тебе говорил, ценности всякие ищет, ну, например, золото, разное оружие, материалы для строительства очень красивые и прочные иногда встречаются, – тут дед замолчал, принимая кружку пива из рук подавальщика и какие-то обрезки мяса черного цвета в белесом соусе.
Я попробовал пиво и скривился – лисий яд – очень кислое и подозрительно мутное. Отставив кружку в сторону, спрашиваю:
– Ну и куда они это все складируют?
– Да напрямки в хранилища к Пауку несут.
– Дед, а ты карту подхода к хранилищу Паука нарисовать сумеешь?
– Э нет, сынок, так дело не пойдет! – погрозил пальцем смеющийся дед.
– Ну, хочешь, старый, чистую воду пить, здоровую пищу кушать? Так я тебя с собой в село к нам возьму, будешь помогать в меру сил, а без еды мы тебя не оставим, коль поможешь мне с Пауком разобраться.
– Во как? – дед задумался. – А может, я родственник Паука и подведу тебя прямо в его сеть?
– Нет, дед, я людей знаю, да и не похож ты на родственника, судя по одежонке, – заявил я самоуверенно.
– Ну ладно, малый, хоть ты еще и глупыш, коль доверяешь первому встречному… Повезло тебе, парень, я эти хоромы каменные сам возводил. Каменщиком главным служил у Паука, пока по старости и за ненадобностью не выбросил он меня на улицу. – Дед от огорчения махнул полкружки пива за раз и, слегка успокоившись, продолжал:
– Помогу я тебе, только, чур, потом – в деревню, в глушь, в Саратов.
– Какой Саратов? – не понял я.
– Да, это я так, из детства, – печально усмехнулся старик…
* * *
Марат в этот день меня так и не принял, и я, договорившись о встрече с бывшим каменщиком, отправился на рынок. Торговля у компаньонов шла бойко. Последнее время подвоза соли в город не было. Возчики говорили, что опять на юге кочевники шалят, не признавая никаких договоренностей, грабят купчишек подчистую. Наверное, новый вождь у кочевников появился или еще что случилось. Так что цена соли взлетела, и мои приятели успели распродать половину товара. Закупленный товар горой возвышался на возах – чего там только не было! Материя, мыло, глиняная посуда, мотки капроновой веревки, слесарный инструмент, кожаные куртки, рубахи отличной выделки, мешки с гречкой и кукурузой. Да, лошадкам и на троих теперь работы хватит. Не проданная соль пойдет на другие цели, поэтому я велел сворачиваться на сегодня. Сапер, зашпиливая повозки брезентом, сквозь зубы прошептал:
– За нами следят.
– Кто, воры, что ли?
– Я их не знаю, но неприятности будут точно, ожидать надо нападения, как за ворота выедем. Здесь с охраной все строго, а за воротами свободно напасть могут, – убежденно говорил старик.
– Да что нам ехать? Обогнули забор – вот мы и на постоялом дворе.
– Точно нападут, – убеждал старик. – Этот хмырь успел весь наш товар пересчитать.
– Ладно, поживем—увидим, во всяком случае, караулить по очереди будем прямо на возах.
Вопреки ожиданиям, за воротами на нас не напали, но заинтересованные взгляды, преследовали нас до самого постоялого двора. Дед-то подслеповат, а я еще троих заметил. Морды вроде не заинтересованные, а взглядами мельком обмениваются, да и с лица печать пороков стереть невозможно, сразу понятно, что гоп-стопом[19] промышляют.
В трактире было людно, в воздухе висел кухонный чад, люди пили, ели, играли в кости и карты. Проходя наверх, я обратил внимание на четверку игроков в кости, они пили пиво и играли, но не азартно, а как бы игрой скрашивая ожидание. Решив присмотреться к этой четверке, я оставил дверь в номер чуть приоткрытой и во время нашего скромного ужина присматривал за ними и, наконец, дождался. К столу игроков присел тот самый доглядчик с рынка. Компания пошепталась и, расплатившись, вышла из трактира. Я моментально выскочил во двор, было еще светло, и во дворе наблюдались только знакомые мне постояльцы, у ворот скучал охранник, подозрительная компания исчезла.
И все же через час, когда стемнело, спрятавшись за возами, я заступил в караул.
Ночь, свет мелких звезд еле пробивает пыльную дымку, висящую над Полисом. Звуки, которые издает город ночью, сильно отличаются от деревенского ночного шума. Развалины домов поскрипывают старым бетоном, дальний лай собак азартен – охотятся на кого-то. Со стороны Провала еле доносится какая-то жуткая музыка подземного мира. Городские жители ночью активны – доносятся крики о помощи, пьяные хриплыми голосами порой взрывают относительную тишину ночи… То ли дело у нас – после наступления темноты устанавливается тишина, лишь соловьи по сезону заливают трелями сады, да собаки лают, но строго только по делу: если зверь лезет к человеческому жилью или чужой человек появится в ночное время…
В этих размышлениях я чуть не прозевал появление грабителей. Заслышав шорох у ворот, я заметил охранника, ничком упавшего в привратную пыль, затем юркая тень, склонившаяся на мгновение к трупу, скользнув к воротам, впустила своих подельников.
Ай, господа хорошие, не буду я подпускать вас близко: снятый заранее с предохранителя автомат пророкотал, положив всю пятерку грабителей на землю. Но стрелять было несподручно – возы других постояльцев заслоняли обзор – и, по-моему, двое были вполне активны, лишь трое грабителей, не подавали признаков жизни. Добавив, для верности, еще короткую очередь, я сменил позицию. Так, а где эти шустрики? Ага, вон, ноги из-под воза торчат, а второй в обход с правой стороны пошел. Смещаюсь еще влево. Вот один открылся. Я дал еще одну короткую очередь, и лежащий за возом забился в агонии. Все, патронов в рожке больше не было, но и противник явно растерялся. Куда ему с грузом одному справиться, да и лошадей по-тихому теперь не запрячь. За воротами его, конечно, дожидались помощники, но кто же под автоматный огонь в открытую попрется? Тем более весь постоялый двор давно проснулся.
Внезапно и резко открылась дверь, и нарисовавшийся хозяин двора все испортил, выпустив заряд картечи в мою сторону.
– Свои! – заорал я.
Митька, выскочивший вслед за Федькой, ударом кулака отправил его наземь, не дав разрядить второй ствол. Я, в общем, не пострадал, так, пара картечин засела в мясе левого предплечья. А вот последний грабитель, успел скрыться в воротах. Митька, привычный в охотничьей жизни к таким неурядицам, прокалив нож, при свете фонаря хозяина, быстро удалил мне картечины. Рану даже зашивать не пришлось, обработал ее крепчайшим первачом, принесенным засуетившимся Резаным, и обмотал чистой холстиной – порядок. Я не стал кидать предъявы Федьке, со всяким бывает, тем более в темноте, скорее всего, плохо видит. Он тоже промолчал, но с чувством пожал мою здоровую руку. Ну и ладно, устал я что-то, теперь можно и поспать.
