Штык хотел попасть внутрь здания и подняться повыше, а для этого следовало найти вход. С той стороны, откуда они подошли, в стене обнаружилась большая, плотно закрытая дверь, мало походившая на обычный вход. Скорее всего она вела на какой-нибудь склад. Поэтому Штык, почти не задумываясь, показал Хомяку пальцем в пространство между зданием и боксами.
Аномалий впереди не оказалось, и они довольно быстро прошли вдоль длинной стены с проемами окон на уровне второго этажа. Дальше по ходу движения виднелись остатки искореженных ворот, за которыми медленно колыхалось поле высокой травы.
С другой стороны здания обнаружилось невысокое крылечко и дверной проем. Все пространство вокруг крыльца было густо усеяно костями и черепами. Хомяк встал, не решаясь вступить на это своеобразное кладбище. Штык остановился рядом, с интересом разглядывая место побоища.
И кости, и черепа явно принадлежали кому-то из рода собачьих. На некоторых останках сохранились куски шкур с бурой шерстью. Слева от крыльца лежал спинной хребет таких чудовищных размеров, что сперва показалось, будто у стены кто-то положил здоровый кусок дорожного бордюра.
— Ничего себе, — сказал Штык, осторожно трогая ботинком собачий череп с пулевым отверстием между пустых глазниц. — Кто-то тут вволю собачек пострелял. А вон тот костяк даже подумать страшно от какого пса остался.
Подобрав с земли несколько грязных гильз, Штык покатал их на ладони, оценивая калибр и размер.
— «Калаш», «Макаров», «беретта» и еще что-то допотопное, — сказал он Хомяку. — Что ж они, дверь заложить не могли?
Вопрос отпал сам собой, когда они вошли в небольшой темный вестибюль, откуда наверх, почти сразу от двери, вела широкая лестница. Остатки баррикады и разбитая почти в щепу дверь говорили о том, что бой здесь был жаркий.
— Это, наверное, та здоровая псина дверь разметала, — сказал Штык. — Давай наверх, осмотримся.
Вся лестница была сплошь засыпана кусками разбитой мебели, костями и стреляными гильзами. Верхняя ее часть оказалась завалена мусором до такой степени, что через него пришлось перебираться, хватаясь руками за остатки перил.
Обилие стреляных гильз на другой стороне этой мусорной кучи показало, что это тоже когда-то была баррикада.
— Это же как собакам жрать хотелось, что они людей так штурмовали? — вслух удивился Штык. — Знаешь что, Хомяк? А ведь мы сегодня проявили верх беспечности. Если бы они нас так атаковали, твой череп бы уже черви обсасывали. Или крысы. Как тебе такая перспектива?
— Товарищ генерал, — жалобно сказал Хомяк. — Простите меня за автомат. Я ж не хотел. Это случайно…
— Потом про автомат поговорим. Шагай себе дальше.
Второй этаж открывался небольшим холлом, из которого шел длинный коридор с облупившимися стенами, торчащими из потолка кусками проводов и дверными проемами справа и слева. Видимо, в свое время это было какое-то административное здание, но с тех пор здесь неоднократно ночевали люди, разводя костры прямо на полу. Перешагнув через такой импровизированный очаг, Штык вслед за Хомяком прошел по коридору, заглядывая в каждую комнату.
Обстановка разнообразием не баловала. Мебель отсутствовала, пущенная на баррикады внизу либо на дрова для костров, слои масляной краски на стенах покрылись трещинами и встопорщились безобразно торчащими кусками, оконные рамы без стекол перекосились и болтались на сгнивших петлях.
На третьем этаже исследователей ждала та же картина. Длинный коридор, двери, пустые помещения, грязь, куски штукатурки на полу и следы от нескольких костров. Вспомнив, зачем он сюда пришел, Штык отправил Хомяка осматривать остальные комнаты на предмет наличия аномалий, а сам подошел к окну. Поселок был как на ладони. В стороне хорошо просматривался тот двухэтажный дом, в котором они оставили Буля. По сути, это было самое высокое строение в этой части поселка. Вся центральная часть была застроена почти одинаковыми одноэтажными развалюхами, лишь справа, на другой окраине поселения, виднелись несколько двух- и трехэтажных коробок.
Собак Штык увидел почти сразу. Целая стая зверей неспешно удалялась по той улице, где находился колодец. Значит, вовремя они с Хомяком оттуда ушли.
— Все чисто, товарищ генерал, — доложил «рядовой» из-за спины. — Там лестница еще дальше идет, на чердак. Вся костями усыпана.
— Вот как? — удивился Штык. — Ладно, туда позже заглянем. Ночевать сегодня здесь будем. Надо только Буля забрать и все барахло сюда перетащить. Думаю, если мы через ворота выйдем, то в аккурат попадем на ту дорогу, где «копейка» стояла. По ней и вернемся.
Буль жрал тушенку. Не сумев толком вырезать донышко у банки, он пробил ее сбоку, раскурочив своим штык-ножом, и, вытаскивая небольшие кусочки мяса, с довольным бурчанием запихивал их в рот. Ни появление «начальства», ни шум, производимый неуклюжим Хомяком, не смогли оторвать его от этого занятия.
Странные скрежещущие звуки Штык услышал еще влезая в окно. Взяв автомат на изготовку, он осторожно поднялся по лестнице, переступил через баррикаду и получил возможность лицезреть «ефрейтора» в полной красе.
— Смирно! — заорал Хомяк из-за спины Штыка.
Буль перестал жевать и схватился за автомат.
— Спокойно, Буль, свои, — сказал Штык, не обращая внимания на суетящегося позади Хомяка. — Как ты тут живешь?
— Нормально, — жадно глотая мясо, пробурчал Буль, возвращаясь к банке с тушенкой.
Будь «ефрейтор» в норме, ему бы за такое «пищевое хамство» не поздоровилось бы. Но учитывая, что проблем и без того хватало, Штык решил пока не заострять внимания на морально-этических качествах своего «бойца».
Прислонив автомат к стене, Штык присел прямо на пол и с облегчением вытянул ноги. Организм недвусмысленно требовал принять горизонтальное положение и восполнить недостаток сна.
— Шея болит, — простонал Буль, роняя автомат и отодвигая изуродованную банку. — Голова кружится. И жрать охота. Все время. А еще пить.
— Воды мы принесли, сейчас Хомяк организует, — сказал Штык, кивая «рядовому» в сторону Буля. — Сейчас попьешь, лекарство примешь, и будем переселяться. А там уже ляжешь по-человечески и поспишь.
— Слушаюсь, мой генерал, — преданно заглядывая в глаза Штыку, сказал Буль и счастливо улыбнулся.
Теперь он до того походил на собаку, встретившую в прихожей хозяина после долгой разлуки, что Штык одновременно ощутил стыд за происходящее и легкое раздражение от того, что по воле судьбы оказался в такой ситуации.
Осмотрев рану на шее «ефрейтора», Штык снова очистил ее как сумел, обработал и заклеил пластырем. В это время Хомяк неумело «накрывал стол» и грел на костерке воду в кружке.
