Он снял фигурку с груди, тщательно обмотал шнурок вокруг запястья, после чего сунул руку за борт. Мощный удар хвостом, окативший нас брызгами и акула стремительно ушла на глубину.
— Вот так мой амулет и работает, — улыбнулся Свэл. — Сколько раз за него мне золото горстями предлагали, отказывался. Придет время, сыну передам.
Я мотнул головой, внезапно увидев, что у него глаза, под цвет волос, рыжие. Мне и раньше видеть такие приходилось, например, у капитана Кторна Миккейна, так что ничего удивительного. Но, клянусь всеми клятвами, страшными, не очень и совсем пустяшными, не так давно у Свэла они были самыми обычными — карими. Или я плохо запомнил? Я снова закрыл глаза, снова помотал головой — точно рыжие. От Свэла мое поведение не ускользнуло.
— От воды они такими становятся ненадолго, сам не знаю почему. Кстати, у этого безголового, — указал он подбородком на брата, — так не бывает.
И действительно, когда я в следующий раз взглянул на Свэла, глаза его приняли свой обычный цвет.
* * *
На берегу меня ждали полные слез глаза Николь и ее дрожащие губы.
— Люк… — начала она, но я, не дожидаясь ее слов, крепко прижал девушку к себе, и сказал, гладя по голове.
— Все уже хорошо, милая, все уже хорошо.
Через ее плечо я взглянул на безмятежное море, с множеством солнечных бликов на нем. Теперь в него пару дней точно никто не полезет. Амулет у Свэла только один, и действие его не безгранично. Ну а мне придется окунуться еще разок, причем не откладывая надолго, завтра с рассветом нам отсюда улетать.
* * *
— Энди! Ну что ты так шумишь? Всех на свете разбудишь, — именно такой шепот, каковой был у меня, и называется злым.
Мне едва удалось дождаться той минуты, когда Николь крепко уснет, а он шумит так, что даже мертвые поднимутся.
Разбудит Николь, она возьмет трубу навигатора Брендоса и сразу же увидит меня в лодке, стыдливо лупающего глазами. Обещал же ей: к морю близко не подойду. А Энди гребет так, как будто впервые за весла взялся. И еще убеждал, что в тех местах, откуда он родом, лучшего гребца днем с огнем не сыщешь. В этом он весь и есть, Энди Ансельм: соврет и не поморщится, хотя никто его за язык не тянул.
— Ну-ка подвинься!
Аделард легким движением плеча освободил себе место за веслами. И лодка сразу пошла значительно быстрее, причем не стуча уключинами, не хлопая лопастями весел по воде, и время от времени не окатывая нас множеством брызг.
— Табань, Лард, кажется это здесь.
Вон одинокая пальма на берегу, вон там торчит из воды камень и совсем уж далеко, на севере, на фоне неба выделяется горный пик. Любой навигатор скажет, что точнее, чем по трем пеленгам, место не определишь.
— Энди, бросай якорь.
— Ты что, тише не можешь? — теперь злым шепотом на него накинулись сразу трое: я, Аделард, и присутствующий в лодке четвертым Гвенаэль.
Ансельм плюхнул в воду якорь — плоский овальный камень с отверстием посередине — так, что даже на корме брызгами окатило.
— Лард, дай свой фонарь.
У меня и свой есть, тоже работы Древних, и тоже не боящийся воды. Но фонарь Аделарда отличается тем, что свет у него можно регулировать. А под водой, если придется им воспользоваться, лишний свет ни к чему, рыбы создания любопытные, со всей округи на него соберутся. И среди них попадаются совсем небезобидные экземпляры, не говоря уже об акулах. Что еще важно, фонарь Ларда тоже умеет вспыхивать как тысяча солнц. Помехой не будет: такой необыкновенно яркой вспышки любая тварь испугается. Главное, потом самому не спутать где верх, где низ.
— Капитан, может быть, с вами?
— Нет, Аделард, наверху ты нужнее. Почувствуешь, что веревка дергается часто-часто, вытаскивай меня как можно быстрее.
'По крайней мере, хотя бы часть успеете вытащить, чтобы могилка на берегу осталась. Будет куда одной синеокой красавице прийти всплакнуть'.
— Удачи, капитан!
'И какой он все же негодяй, этот Ансельм! — поражался я, чувствуя, как тянет меня за собой на глубину камень. — Понятно, что без удачи нигде не обойтись, но зачем же орать так громко? Ночь, тишина, полное безветрие — шороха не услышишь и вдруг этот вопль. Он как будто специально все делает, чтобы Николь проснулась'.
В воде оказалось темнее, чем я рассчитывал, но дно, покрытое светлым песком, с темными пятнами камней, все же просматривалось. 'На кораллы бы лицом не напороться', - на всякий случай я вытравил еще веревки. Когда камень ткнется в дно, это сразу почувствуется, и у меня будет достаточно времени, чтобы повернуться ногами вниз.
Ну вот, наконец, и оно. Ступни коснулись песка, под одной из них почувствовалось что-то упругое, и будь я наверху, непременно бы выругался от неожиданности, а то вскрикнул. Оглядевшись по сторонам, я так и не понял: тот ли это место, не то, и те ли это камни, под одним из которых и заприметил раковину. Подгреб к ним, цепляясь за дно, стараясь, чтобы веревка не дергалась. Иначе примут за призыв о помощи и выволокут меня, полного возмущения, наверх. А на второй заплыв решимости у меня может уже и не хватить. В сотый раз пожалел о том, что не попросил у Свэла чудесный амулет, ради своего брата он вряд ли смог бы мне отказать.
Не удержался, засветил на миг фонарь, испуганно дернулся, когда увидел на расстоянии протянутой руке рыбью морду с огромными глазами, глядевшими на меня откровенно нагло — как я ее раньше-то не замечал? Тут же погасил фонарь, и сунул руку под камень. Снова дернулся, почувствовав что-то твердое и сколькое: вдруг мурена? Они любят такие укрытия. Нащупал раковину, прижал ее к себе и пустился наверх, стараясь не поддаваться панике: почему-то казалось, что снизу меня кто-то преследует. Вынырнул у самого борта, запоздало подумав, что Энди может заорать от моего неожиданного появления, но обошлось.
— Возьми ее, Аделард, — протянул я раковину, держась за борт другой рукой.
Раковина выскользнула, но Энди успел поймать ее у самой воды.
— Хоть какая-то от тебя польза, — прошипел Гвенаэль.
Взобравшись в лодку, я долго тряс головой, прижимая ладонь к уху, пытаясь избавиться от попавшей в него воды: когда погружался, забыл от волнения надувать щеки. Парни склонились над раковиной.
— Ну что там, есть хоть что-нибудь?
Раковина определённо не та, что я видел при свете дня: и больше в размере, и расцветка светлее. Но размеры как раз ни о чем не говорят, жемчужина либо будет, либо ее там не окажется. И то, что раковина светлая, не очень хороший знак: надежды, что в ней окажется нужная мне жемчужина, мало.
— Есть, капитан. — на это раз Энди говорил едва слышно. — Целых три. И все они многоцветы.
