Разъяренный офицер нехотя сделал шаг назад. Подбежавший к нему десантник, стараясь перекричать шум винтов вертолета, доложил:
— За камнем лежит еще один с нацистскими знаками различия, сэр. Тяжело ранен в грудь.
— Обоих в вертолет, — гаркнул командир, покосившись на все еще стоявшего поодаль человека в гавайской рубахе. Подскочившие сзади десантники начали крутить мне за спиной руки.
— Вы чувствуете? — крикнул я.
Руки, крутившие меня, ослабли. Воздух стал плотным и тугим, почти осязаемым. Даже шум винтов стал каким-то глухим. Голову стала охватывать нарастающая боль, а безотчетный страх сдавил горло, мешая дышать. Один из солдат, бросив оружие и стиснув ладонями виски, рухнул на колени, у другого носом пошла кровь, и он, навзничь упав на землю, замер без движения. Остальные, повинуясь внезапно объявшему их ужасу, бросились врассыпную. Офицер растерянно озирался вокруг. Дрожащей рукой он направил на меня ствол «кольта». Вертолет над нами завибрировал, раскачиваясь из стороны в сторону. Луч прожектора заметался по сторонам. Психотронная атака даргонов набирала обороты.
Выдернув из руки офицера оружие, я послал его в нокаут, после чего сосредоточился на себе. Усилием воли я собрал всю боль и страх, разрывающие меня, в одну крошечную точку на теле. Затем я представил, как эта точка отделяется от меня и живет где-то рядом своей собственной, не касающейся меня жизнью.
Тем временем из-за скал в борт вертолета ударил полупрозрачный и почти невидимый в сгустившихся сумерках луч, бросив винтокрылую машину безвольной игрушкой на ближайшие камни. Взрыв превратил ночь в день. Горящие лопасти безумной каруселью пронеслись над нашими головами, а куски обшивки разметали хижину островитян.
— Прекратите это, — прохрипел скорчившийся у подножья скалы американец в гавайской рубахе. Дрожащей рукой он поднял в мою сторону «миротворца».
— От меня это не зависит, — я без усилий забрал свое оружие из слабеющих рук незнакомца и вставил в рукоятку новую обойму.
Сорвав с ближайшего тела санпакет и взвалив на себя раненого Отто, я огляделся. В отблесках горящего пламени метались обезумевшие от ужаса люди, а на вершине дальнего утеса появился темный силуэт даргонского кибера. На человека он был похож лишь общими очертаниями. О маскировке под людей его хозяева на этот раз не позаботились, а это означало, что никто живым отсюда не уйдет. И в этот момент в ближайших кустах сверкнули глазенки бесстрашного маленького островитянина. Он сделал жест рукой, призывающий следовать за ним. Я не заставил себя долго ждать.
В пещере нас было пятеро. В то время как перебинтованный Ран спал после дозы наркотиков, наш маленький спаситель по имени Хоакин, Паоло — его отец и увязавшийся с нами американец в гавайской рубахе сидели напротив меня и молча рассматривали тускло поблескивающий в пламени свечи шумерский пистолет-пулемет, который я сжимал в руке. Я же оглядывал пещеру — старый топчан, ряд свечей, потрепанные морские карты, закрепленные на каменных стенах, и роза ветров, начерченная на низком своде, говорили о том, что у мальчишки здесь было что-то вроде тайного «пиратского логова». И это было немудрено. Остров Тортуга, что в переводе с испанского означало «черепаха», славился своей историей, неразрывно связанной с флибустьерами. Гористый и неприступный с севера и с единственной, хорошо укрепленной капером Жаном Ле Вассером гаванью с юга, остров в семнадцатом веке превратился в мощную базу морского пиратства.
— А тебе, Хоакин, видимо, не дают покоя легенды о пиратских кладах, — улыбнулся я мальчишке.
Хоакин с гордым видом вытащил из-под топчана широкую морскую саблю с тронутой ржавчиной гардой. Убрав в кобуру «миротворца», я, к удовольствию мальчишки, с интересом осмотрел «сокровище» и похвалил действительно хороший клинок.
— Кто вы? — вдруг спросил сидевший в тени американец.
— А кто вы? — ответил я вопросом на вопрос, возвращая клинок Хоакину.
— Я работаю на правительство Соединенных Штатов Америки. Меня зовут Смит.
— Вы оказались здесь не случайно, Смит, — нехотя бросил я, разглядывая шпиона. Как и полагалось людям такого рода, внешность он имел вполне заурядную, и если вы близко не знакомы с таким человеком, то даже после продолжительного общения с ним будет трудно воспроизвести в памяти его лицо.
— Недалеко отсюда потерпел крушение наш транспортный самолет. Незамедлительно была организована спасательная экспедиция.
— Действия ваших людей и их экипировка не слишком похожи на действия и экипировку спасателей, — я встал, собираясь пройти к выходу из пещеры. — Присмотрите за раненым и не вздумайте покидать убежище. Те, кто снаружи, вас не пощадят.
Несмотря на разрывающий его изнутри страх, Смит встал мне навстречу:
— Я догадываюсь, кто вы. У нас имеются сведения о существовании вашей антарктической базы. Поверьте, рано или поздно, но мы вас найдем. Нацизм мертв, и возродить его не удастся. Весь мир против вас, и вам придется смириться с этим. Вас раздавят. — Смит судорожно сглотнул, когда я приблизился к нему. — Но если вы согласитесь на переговоры, все может быть иначе.
— Нацизм? — усмехнулся я Смиту в лицо. — Это очередное «пугало», которым вы теперь будете стращать мир? Дело не в названиях, а в людях, стоящих у власти и преследующих определенные цели. Опасны не те, кто пал, а те, кто победил. У них начинает проявляться опасное чувство вседозволенности.
Отстранив Смита, я шагнул в узкую галерею, ведущую на поверхность.
— Постойте, — дрогнувшим голосом произнес Смит мне вслед. — Нам известно, что вы готовили космический прыжок.
Я обернулся.
— Он состоялся? Вы были там?
Взглянув в глаза Смиту, я понял, что это был уже не вопрос шпиона, а вопрос человека, чье любопытство сильнее страха и выше политики.
— Да, — ответил я коротко.
Протиснувшись по узкой галерее, я прислонился к холодным камням в нескольких метрах от поверхности и прикрыл глаза. Мое сознание тонкой петляющей змейкой устремилось дальше. Вспоминая каждый камешек, каждую неровность стен, я мысленно достиг выхода из подземелья.
Остатки хижины почти догорели. Осторожно ступая, киберы тщательно прочесывали местность. Среди них я заметил нескольких людей в камуфляже с нашивками СС. Люди Бормана тоже были здесь. Над верхушками дальних утесов виднелся овальный силуэт корабля даргонов. Невидимые лучи сканеров квадрат за квадратом пронизывали поверхность земли.
«От этого предложения не стоило отказываться», — вдруг явственно прозвучало у меня в голове. От неожиданности я вздрогнул и, открыв глаза, еще сильнее вжался в каменную стену. Сверху побежал камешек. Я весь обратился в слух. В глубь пещеры осторожно, на расстоянии нескольких метров друг от друга, спускались двое. По запаху я понял, что это были люди. Я хотел их пропустить мимо и, напав сзади, бесшумно устранить одного за другим. Но просчитался. Проходивший мимо эсэсовец внезапно попытался нанести мне удар в челюсть прикладом лазерного ружья. Я с трудом успел увернуться и в тот момент, когда приклад в крошку разнес выступ скалы рядом с моей головой, нанес ему удар кулаком по ребрам. Противник даже не вскрикнул, хотя я отчетливо слышал, как хрустнули его кости. Видимо, эксперименты доктора Рауха Гиммлером забыты не были. Еще мгновенье — и холодное цевье впечаталось мне в горло. Ткнув нападающему в корпус стволом «миротворца», я нажал на спусковой крючок и, не давая мертвецу упасть, прикрылся им от выстрелов второго противника. Лазерный луч с брызгами снес голову «щиту» и опалил мне щеку. Со всех сторон посыпались камни. Втянув голову в плечи, я бросился в глубь галереи, туда, где оставались мои спутники. Мысленно я увидел, как над скалой, в глубине которой мы укрывались, завис длинный штурмовик даргонов. Я знал, что сейчас последует. Ракетная боеголовка пробьет скальную породу и, достигнув «пустоты», взорвется, а образовавшаяся взвесь урановых частиц выжжет все дотла.
